Книга Змеиная верность - Анна Акимова

Саша Грачев пришел на работу ни свет ни заря не по своей воле. Он жил в трехкомнатной «хрущевке» с папой, мамой, двумя сестрами, зятем и двумя племянниками, один из которых был двухмесячным грудничком. Этот малыш, как только его привезли из роддома, поставил на уши весь дом. Все ночи напролет он кричал, не давая никому сомкнуть глаз. Утром младенец засыпал, а его полусонная родня расползалась по работам. Кое-как перемаявшись день, все приползали домой и валились в постель, чтобы урвать хотя бы пару часов предзакатного сна, пока крикун снова не заступал на ночную вахту.

Сегодняшняя ночь показалась Саше особенно тяжелой, потому что накануне вечером ему не удалось поспать. Вчера после работы они с Федькой Макиным ходили на футбол. На стадионе «Авангард» местная команда «Тайга» играла очень ответственный матч, и Саша с Федькой, патриоты родного города и родной команды, никак не могли его пропустить.

Промучившись ночь и еле дождавшись рассвета, Саша выскочил из дома и потопал пешком на работу, рассчитывая добрать пару часов на топчане в каморке вахтера Михалыча. Михалыч был вечный Сашин должник, поэтому отказать не мог.

Вообще, прийти пораньше на работу было не вредно. Работы было много. Приборы в институте были старые, то и дело норовили выйти из строя, а денег на ремонт и замену деталей давали мало. Для того чтобы купить какой-нибудь паршивый электрод для иономера, приходилось обивать пороги у начальства. А уж если требовалась какая-нибудь дорогостоящая деталь…

Поэтому Саша старался не допускать внезапных поломок, у него был жесткий график проверок и профилактики, каждый прибор в институте он знал до винтика и всегда заранее чувствовал, если какой-нибудь из них собирался забарахлить.

Вчера Лиза Мурашова попросила его подъюстировать спектрофотометр, и Саша пообещал, что сделает все прямо с утра.

Саше Грачеву очень нравилась Лиза Мурашова – худенькая серьезная девушка. Дома у Саши, в запираемом ящике письменного стола, подальше от любопытной родни, хранилась ее фотография, сделанная на новогоднем вечере. На ней Лиза смеялась, что случалось с ней довольно редко, и казалась Саше прекрасной. Ненаглядной. Это старинное слово очень точно отражало Сашино отношение к Лизе.

Саша век бы смотрел на Лизу, и ему бы это никогда не надоело. Но пока он мог видеть ее только на работе. Он любил наблюдать, как Лиза работает, как обращается с приборами. Мягкие, точные движения… Не то что ее любимая подружка Пчелкина. Саша прямо за голову хватался и уходил от греха, когда видел, как толстенькие неловкие пальцы Пчелкиной рвут тумблеры или со всей дурьей мочи давят на кнопки! Если бы Пчелкина не подходила к приборам, Саша ничего бы против нее не имел: смешная толстушка, вечно влюблена в кого-то. Опять же, Лизина подруга.

Лизину фотографию Саша тайком увел у своего друга-приятеля Федьки Макина, который всегда всех фотографировал на институтских «собирушках». Можно было, конечно, попросить, Федька бы с удовольствием дал, но Саша не хотел слышать его ехидные комментарии. Федька был неплохой мужик, но очень уж невоздержанный на язык.

Мысли о Лизе Мурашовой прогнали сонливость и привели Сашу в хорошее настроение. Он весело прибавил шагу. Но, добежав до института, увидел работниц вивария, которые топтались перед дверью и раздраженно переговаривались, и понял – что-то случилось.

К приезду замдиректора Петра Алексеевича виварщицы тетя Наташа и тетя Катя все ноги обколотили об институтскую дверь и теперь стояли, устало матеря «пьяную сволочь» Михалыча и время от времени безнадежно дергая дверную ручку. Саша Грачев несколько раз обежал институт по периметру, попрыгал, пытаясь заглянуть в окна, но безуспешно. Окна были расположены высоковато, зарешечены и еще не помыты после зимы.

К тому времени, как дождались приезда полиции, отыскали слесаря и взломали дверь, как оказалось, запертую изнутри на щеколду, перед институтом уже стояла тревожно гудящая толпа сотрудников…

– Лизочек! Ну почему ты меня не разбудила? – Людмила возмущенно таращила на Лизу круглые зеленые глаза.

Лиза, уже совершенно одетая, лежала на кровати с книгой. Она мрачно глянула на Людмилу из-под темной челки.

– Ну Людмилища! Ты лучше молчи, а то я тебя покусаю, придется прививки делать. От бешенства!

– Ну Лизочек!

– Давай, собирайся, – перебила Лиза. – Мне сегодня мышей взвешивать, мороки на весь день. Я хочу пораньше пойти. Или не ждать тебя?

– Ждать, ждать! – Людмила вскочила с постели и понеслась умываться.

Выходя из общежития, они увидели Валеру Николашина, с которым работали в одной лаборатории и жили по соседству. Валера уныло брел, как всегда ссутулившись и шаркая ногами.

Валеру Николашина Лиза считала Большим Жизненным Парадоксом. Это был самый красивый мужчина из всех, кого она когда-либо встречала. Стройный, высокий синеглазый брюнет с красивым, умным, тонким лицом и густыми волосами. С такой внешностью следовало бы легко и победно шагать по жизни, благосклонно подбирая или высокомерно отбрасывая подстреленные женские сердца. Валера же влачил себя как черепаха, придавленная многопудовым панцирем, не успевая при этом уворачиваться от пинков судьбы.

Валера был ужасающе невезуч. Об этом в их институте ходили легенды.

Это именно на него лаборантка Диночка опрокинула однажды горячий «хромпик» – едкую смесь, применяемую для мытья лабораторной посуды. Хорошо еще, что сам Валера не пострадал, обошлось сожженными халатом, брюками и ботинками. Валере пришлось два часа сидеть в трусах, стыдливо кутаясь в чужой халат и пряча под столом голые ноги, пока сердобольная Людмила Пчелкина сбегала в общежитие, разыскала Валерину жену Свету и принесла целые штаны и обувь.

Именно на Валеру упала невесть как сорвавшаяся с упора тяжеленная створка вытяжного шкафа и переломала ему руку. Но этим дело не кончилось. Завлаб Петраков, несмотря на то что слыл человеком гуманным и сострадательным, наотрез отказался оформить Валерин перелом как производственную травму. Дело было в том, что Валера курил у вытяжки, держа руку с сигаретой внутри, чтобы дым не шел в комнату. Как раз в тот момент, когда падала створка, злая судьба занесла в лабораторию Петракова, и он успел увидеть, как тлеющая сигарета, выпав от удара из Валериной руки, отлетела аккурат к бутыли с ацетоном.

И это при том, что вытяжкой пользовались все курильщики лаборатории – и Федька Макин, и Ивануткин, и даже Зоя Евгеньевна. Лень было бегать в курилку. Но упала створка только на Валеру, и за нарушение техники безопасности наказали тоже только его.

Оттого, наверное, что Валера так часто испытывал на себе тяжелую руку судьбы, его волновали вопросы кармы, рока, родовых проклятий и пророчеств. Сюда же примыкали темы загробной жизни, реинкарнаций, таинственных явлений и внеземных цивилизаций. Об этом Валера мог говорить часами и при этом оживал, распрямлялся и сверкал синими глазами.

В лаборатории Валеру звали Николашин-Нидворашин, и это прозвище подчеркивало его жизненную несостоятельность. Действительно, ни кола ни двора. Уже больше десяти лет Валера ютился с женой и двумя детьми в пятнадцатиметровой комнате бывшего аспирантского общежития без всякой надежды когда-нибудь выбраться оттуда.