Современные фольклористы обнаруживают сходство киевского предания с другими широко распространенными рассказами о первопоселенцах, которые изображаются великанами: они в состоянии перебрасывать единственный топор (и другие предметы, может быть, палицу — кий) на большие расстояния, чтобы не передавать их из рук в руки, и т. п. На первый взгляд представляется соблазнительным сближение Кия (с его «палицей») и героев с одним топором, необходимыми орудиями первопоселенцев. Однако Кий в летописи никак не соотносится с известными летописцу образами великанов доисторических времен (в том числе упомянутых обров): он и его братья считаются первыми правителями, культурными героями — предками полян.
Новый исторический комментарий к киевской легенде стал возможен после открытия Голбом древнейшего киевского документа: письма киевской еврейско-хазарской общины X в. Среди людей, подписавших этот документ, оказались носители «смешанных» славянских, тюркских и еврейских имен: это восприятие иноэтничных языковых традиций было свойственно еврейской диаспоре, переходившей на язык местного населения. В связи с этим открытием интересна гипотеза о происхождении имени Хоревица, высказанная еще в начале XX в. киевским любителем древностей Барацем: название киевской горы и одного из Полянских братьев он считал производным от священной библейской горы Хорев в Синае, где пророку Моисею была явлена неопалимая купина и даны 10 заповедей. Это был не единственный киевской топоним, связанный с иудейской традицией: согласно императору Константину Багрянородному, в середине X в. сама киевская крепость именовалась Самватас, что включало Киев в целую сеть поселений на окраинах диаспоры, носивших подобные имена. Имя Самватас, Самбатион и т. п. означало легендарную «субботнюю» реку, за которой обитают потерянные колена Израилевы и которая течет на краю ойкумены. Река эта бурлила шесть Дней в неделю, и переправиться через нее можно был лишь в субботний день — отсюда ее субботнее название. Поэтому фигура перевозчика была действительно символической.
Но Киев и в самом деле был краем ойкумены для иудейской Хазарии: по летописи, до прихода в Киев Вещего Олега в IX в. хазары брали дань со славян Днепровского Левобережья и с правобережных киевских полян — Киев был за рекой Днепр, границей Хазарского каганата. С этой точки зрения вариант киевской легенды, отнесенный летописцем к «несведущим», приобретает как раз исторический смысл: хазарам нужен был «перевоз» на другую сторону Днепра (славяне часто служили перевозчиками как по рекам Восточной Европы, так и через Дунай, перевозили не только хазар, но и авар).
Возникает вопрос, почему русский книжник, работавший на рубеже XI и XII вв. и опиравшийся на библейскую традицию, не распознал в имени Хорив названия библейской горы? Дело, видимо, было не только в том, что Библия была ему известна лишь в извлечениях — паремийных текстах и тексте его предшественника Георгия Амартола. Для еврейско-хазарской общины, говорившей по-славянски и оставившей название горы Хоревица в микротопонимии(Киева, этот город лежал на краю ойкумены, для летописца же он был центром наиболее «смысленого» племени полян, стал «матерью городов русских», столицей новой христианской Русской земли, «новым Иерусалимом» и Царьградом, а не «новым Синаем» (где располагалась гора Хорив). «Хорив» относился к хазарской предыстории Руси и русского христианства.
Глава 2
Начало христианства на Руси
Собственно история Руси началась тогда, когда Русь столкнулась с христианским миром. Первые известия об этом столкновении донесли до нас жития византийских святых — Стефана Сурожского и Георгия Амастридского. Свойственные житийному жанру стереотипы, в том числе описания чудес, не позволяют напрямую выявлять исторические реалии — исследователи до сих пор спорят, к какому времени могут относиться события, описанные в житиях.
1. Житие Стефана Сурожского
Житие сохранилось в русском переводе, включенном в агиографический сборник не ранее середины XV в. Греческое Житие традиционно датируется X в. и описывает события первой трети IX в. Содержит повествование, часто связываемое с событиями истории Руси. В Житии рассказывается, как на побережье Таврики напало войско новгородцев под командованием князя Бравлина (в некоторых вариантах вместо личного имени говорится о воителе — «князе бранливе»), которое после жестокой битвы завоевало территорию от Херсонеса-Корсуня до Керчи и подступило к Сурожу (Согдее, современный Судак). После десятидневной осады ворота были проломлены, город взят и начался его грабеж. Сам Бравлин попытался овладеть сокровищами местного Софийского собора, где находилась гробница св. Стефана, епископа Сурожского. Но у гроба святого, из которого он намеревался взять «царское одеяло», золото, жемчуг, драгоценные камни и сосуды, его разбил паралич: «обратилось лицо его назад», на губах выступила пена. Князь успел возопить о видении — некий «велики и святой муж» ударил его по лицу. Затем Бравлин приказал своим «боярам» прекратить разорение Сурожа и вернуть горожанам награбленное, Стефан же страшным голосом велел князю принять крещение, иначе не вернуться ему домой. «Если встану, — ответствовал пораженный недугом, — крещусь!» Тогда сурожские попы и епископ Филарет, преемник Стефана, сотворили над недужным молитву, и «снова обратилось лицо его вперед». Но окончательно исцелился князь лишь после того, как отпустил всех пленников. Устрашенная Русь не осмеливалась больше совершать набеги, безумцы же уходили посрамленными.
Ни ранние древнерусские, ни византийские источники, за исключением самого Жития, не упоминают о военной кампании Руси, которая должна была потрясти Византию. Считается, что в Житии отразилось позднейшее известие о походе Владимира Святославича на Корсунь в 989 г., где, согласно летописной Корсунской легенде, он разболелся и исцелился лишь после крещения. Об этом еще пойдет речь отдельно. Если доверять хронологии Жития Стефана, то поход Бравлина должен был состояться в первой четверти IX в., тогда это — первое упоминание Руси и крещения ее князя.
2. Житие Георгия Амастридского
Другое — уже греческое житие — повествует о нашествии на малоазийский город Амастриду (на юго-западном берегу Черного моря) «варваров росов — народа, как все знают, дикого и жестокого». Житие составлено в IX в., и описываемый поход должен был происходить до 842 г. Росы, «этот губительный на деле и по имени народ, начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого (Амастриды, города Георгия), посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев… Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их нечестивые алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу». Подобные бедствия, замечает агиограф, не раз испытывала библейская святая земля — Израиль. Но вот завоеватели вторгаются в храм в Амастриде, чтобы разграбить гробницу святого Георгия. В тот же момент они лишаются способности передвигаться и могут лишь говорить. Потрясенные варвары обещают отпустить на волю плененных христиан, если те походатайствуют за них перед Богом и святыми.
