Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Отчасти с целью положить конец неуверенности относительно серьезного отношения к участию России в войне великий военный герой Британии лорд Герберт Китченер, занимавший в это время пост военного министра, отправился с секретной миссией в Петроград. Еще в мае 1916 года Китченер сообщил российскому послу о своем желании посетить Россию, если ему направят официальное приглашение. Царь с готовностью пригласил его произвести тщательное изучение военного положения России и просил свободно поделиться своими рекомендациями по его улучшению. 5 июня Китченер с группой сопровождающих лиц отплыл в Архангельск, но в тот же вечер недалеко от шведского берега его корабль подорвался на мине и через десять минут затонул. Удалось спастись лишь нескольким членам его делегации. Смерть Китченера потрясла британцев, а его авторитет был столь высоким, что позднее многие полагали: если бы он смог убедить царя провести некоторые необходимые реформы, то в 1917 году можно было бы предотвратить революцию и выиграть войну. Но это убеждение скорее было основано на преклонении перед героем войны и наивном представлении о причинах развития исторических событий, чем на понимании российской действительности. О том сопротивлении, которое он мог встретить, можно судить по замечанию Распутина, переданному императрицей своему царственному супругу: «Для нас хорошо, что Китченер погиб, потому что иначе он мог был навредить России». Было предложено послать вместо Китченера генерала сэра Уильяма Робертсона, начальника штаба, но он сослался на долг, который призывал его оставаться в Британии.
В заключение серии обменных визитов весной 1916 года в Россию прибыла французская миссия, в то время как делегация Думы навещала западных союзников. Цель этой миссии была такой же, как миссии Китченера, но, поскольку ее возглавляли не военные, а два члена кабинета министров, Рене Вивиани и Альбер Тома, она скорее имела характер миссии солидарности. Многие из высших чиновников, казалось, ожидали прибытия последнего с нескрываемым страхом. Социалист патриотических убеждений, имеющий репутацию жесткого делового человека, Альбер Тома явно оправдал их опасения. Он нашел множество поводов для критики и не замедлил ее высказать. «Россия должна быть очень богатой страной, чтобы позволить себе роскошь содержать такое правительство, как ваше, – иронически заметил Тома одному из чиновников, – потому что ваш премьер-министр – это несчастье, а военный министр – настоящая катастрофа!»
Отдавая должное пышным приемам, француз тем не менее затрачивал много сил для выполнения одной из главных целей своего визита: пополнение русскими солдатами истощенной французской армии. В декабре прошлого года этот вопрос уже поднимался делегацией во главе с Полем Думером, членом французского сената. Он просил четыреста тысяч человек, которых направляли бы партиями по сорок тысяч в месяц на протяжении десяти месяцев. Русским не нравилась идея возмещать своими солдатами потери французских вместо того, чтобы отправить на Западный фронт отдельную армейскую единицу, а подразумевающийся под этой просьбой смысл о поставках пушечного мяса вызвал их естественное возмущение. Путем затягивания переговоров они старались избежать прямого отказа и пообещали в качестве эксперимента прислать одну бригаду. В марте, когда бригада уже направлялась во Францию, этот вопрос был заново поднят через русского посла в Париже. Тот передал просьбу французов послать четыреста тысяч солдат в греческие Салоники, где у союзников размещался плацдарм, чтобы возместить потери среди французских колониальных войск, а затем еще двести тысяч – в Румынию для наступления на Болгарию. Но им была предложена только одна бригада для Салоник; понятно, французов это не могло удовлетворить. Вивиани и Тома было дано незавидное задание убедить российских генералов изменить свое решение. На совещании, где присутствовал сам царь и его военные советники, Вивиани изложил просьбу прислать огромное количество войск, первоначально запрошенных Думером. В конце концов Николай согласился послать пять бригад (пятьдесят тысяч солдат) во Францию за период от 15 августа до 15 декабря, в дополнение к первой, которая отправилась в марте, и ко второй, которая должна была отправиться в Салоники 15 июня. И хотя эти цифры были далеки от тех, которые запрашивались, можно было считать, что французская миссия справилась с поручением. И 17 мая оба министра покинули страну через Архангельск. В конце августа бригада, предназначенная для отправки в Салоники и находившаяся тогда в Марселе, подняла мятеж; солдаты убили командира в чине полковника и ранили нескольких офицеров. Для подавления мятежа были вызваны французские войска, и около двадцати мятежников были казнены. Палеологу напомнили о предостережении Сергея Сазонова, министра иностранных дел, который сказал: «Когда российский солдат находится за пределами родины, он бесполезен; он сразу рассыпается». Этот инцидент оказался дурным предзнаменованием для судьбы оставшихся на французской земле русских военных соединений.
Обмен миссиями в 1916 году не смог изменить самоубийственную политику династии, где, выражаясь на принятом в то время языке, по-прежнему правили «темные силы». В июле Сазонов вынужден был сложить с себя полномочия, и его портфель был передан Штюрмеру, который сохранил за собой и пост премьер-министра. Возражения со стороны британского и французского послов были оставлены царем без внимания. Неудовлетворенность масс постепенно возрастала, и в придворных кругах можно было слышать о дворцовом перевороте – сначала разговоры велись тихо, но со временем об этом заговорили все громче и настойчивее. Недостаток продуктов в городах стал привычным явлением, и к октябрю стоимость жизни в них подскочила в триста раз по сравнению с предыдущим периодом. На заводах, фабриках и среди тыловых солдат стала распространяться пораженческая пропаганда. Стачка петроградских рабочих, которая произошла 29 октября, достигла такого размаха, что для ее подавления была вызвана полиция и два гарнизонных полка. Войска отказались стрелять в забастовщиков и повернули винтовки против полиции. В конце концов четыре полка казаков загнали мятежников в казармы. Если верить Палеологу, наказание было жестоким: 9 ноября были расстреляны сто пятьдесят солдат, и как только об этом стало известно в рабочих районах, стачки возобновились.
14 ноября вновь была созвана Дума, которая создала платформу для критики правительства. Обычно объектом нападения служили министры, но не сама династия, поскольку даже «прогрессивный» блок не имел ни малейшего желания во время войны усиливать революционные настроения. Однако во время сессии лидер кадетов Милюков прозрачно намекнул на поведение императрицы в речи, в основном посвященной бесчестным поступкам Штюрмера, из которой знаменитая фраза «что это – глупость или предательство?» приобрела широкое хождение как приговор, как призыв к свержению существующего режима. 2 декабря с такой же смелой речью выступил Владимир Пуришкевич, преданный монархист, открыто назвавший источником проблем Распутина. Дума приветствовала его выразительное нападение громом аплодисментов и, желая продемонстрировать свой патриотический энтузиазм, устроила новую овацию послам союзнических держав. Американский посол Дэвид Р. Фрэнсис, тоже находившийся в дипломатической ложе и не понимавший русского, позабавил своих коллег, раскланиваясь налево и направо перед обращенными к ложе лицами думцев, решив, что эта овация в честь Соединенных Штатов. Бедный Фрэнсис был крайне смущен, когда британский посол с самым бесстрастным видом сказал, что немедленно информирует министерство иностранных дел его страны, что Америка присоединилась к союзникам.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
