Наконец, 13 июля 1942 года директивой НКО № 726019сс в состав тк включили гвардейский минометный дивизион (штат № 08/83,250 чел. л/с, восемь артустановок М-13 или М-8), разведывательный батальон (штат № 010/389, численность 208 человек, 20 бтр британского производства «Универсал» и 12 бронемашин) и мотоциклетный батальон (штат № 010/353, численность 287 человек). Таким образом, к середине июля «формирование штатной архитектуры» советского танкового корпуса было завершено, так как последующие изменения в его структуру были внесены только 22 декабря 1942 года[10].
Всего в апреле — июне 1942 года в системе резерва Ставки Верховного главнокомандования было сформировано 14 танковых корпусов, а на фронтах — 11 танковых корпусов. В боевых действиях при проведении Воронежско-Ворошиловградской операции (с 28 июня по 24 июля 1942 года) принимали участие 13 танковых корпусов, из них три — в составе 5-й танковой армии. Это составляло практически больше половины танковых корпусов, имевшихся у Красной армии на советско-германском фронте в середине лета 1942 года.
Первые танковые армии (3-я и 5-я) были сформированы в период апреля — июня 1942 года на базе общевойсковых армий. Управление танковой армии было переформировано по штату № 02/158, части обеспечения и тыловые части сохранялись от общевойсковых армий.
Состав танковых армий был определен приказом НКО № 00106 от 29 мая 1942 года: три танковых корпуса и одна резервная танковая бригада. Для постоянного взаимодействия с танковыми корпусами в состав танковых армий включалось несколько стрелковых дивизий.
Эта новая структура из-за функциональных просчетов штатного расписания оказалась еще более неповоротливой, чем отдельные танковые корпуса, и 5 ТА после нескольких дней неудачных боев на Брянском фронте была очень быстро расформирована.
Но Ставка все-таки верила в положительную перспективу танковых объединений. Несмотря на то что 3-я танковая армия, находившаяся на Западном фронте, особо выдающихся результатов при проведении Козельской наступательной операции (22 августа — 10 сентября 1942 года) не показала, ее «неразгром» сочли успехом, а ряд соединений 3 ТА даже получил гвардейское звание. В августе возродили и 5-ю танковую армию. Вера в подобные объединения оправдалась — 5 ТА неплохо проявила себя в боях под Сталинградом, а затем, уже с новым штатом, до самого конца войны танковые армии стали «ударным кулаком» наших войск в наступательных операциях.
Оценив возможности бронетанковых соединений (а впоследствии и объединений) Брянского фронта, вернемся к середине апреля 1942 года. Силы фронта из-за полученных резервов значительно возросли. Только танков (в составе Брянского фронта) насчитывалось более 1500 единиц.
В связи с увеличением количества войск еще 20 апреля по инициативе командующего фронтом была создана новая, 48-я армия. Несколько раньше, 4 апреля, в состав Брянского фронта вошла 40-я армия, переданная из Юго-Западного фронта. Она обороняла полосу шириной 110–115 км, имея в своем составе пять стрелковых дивизий без средств усиления. С получением этой армии Брянский фронт должен был прикрывать новое важное направление — Курск, Воронеж, расходившееся с орловско-тульским почти под прямым углом. В случае наступления противника на обоих этих направлениях фронт мог оказаться в очень тяжелых условиях. Поэтому командование Брянского фронта внесло в Ставку предложение создать на воронежском направлении новое фронтовое управление, подчинив ему фланговые армии Брянского и Юго-Западного фронтов (40-ю и 21-ю) и две находившиеся на этом направлении резервные армии Ставки (3-ю и 6-ю). Однако Ставка ВГК расценила предложение командования Брянского фронта как посягательство на ее (Ставки) резервы и отклонила его.
Теперь рассмотрим, как Ставка и фронтовое командование оценивало складывавшуюся в полосе Брянского фронта и соседних фронтовых объединений обстановку. Необходимо отметить, что деятельность командования и штаба Брянского фронта весной и в начале лета строилась исключительно на частных указаниях Ставки, без широкого ориентирования руководства БФ во всех сложностях оперативно-стратегической обстановки в целом.
20 апреля Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная ее цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один 48-й армией в составе четырех стрелковых дивизий, восьми отдельных и двух танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, — в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трех отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов. Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи — удерживать занимаемые позиции. Такое решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она (Ставка) ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы БФ для противодействия этому наступлению.
23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф.И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба, уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу — нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армии в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Им должны были частью своих сил оказать содействие 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой к 10–12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.
Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать ее в указанный срок командование (фронта) не могло, так как еще не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков попросил Ставку перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая. Таким образом, противнику пришлось отражать удар только одного фронта на относительно узком участке, что обеспечивало ему возможность маневра силами и средствами.
Однако у решения по отмене наступления Брянского фронта была еще одна причина. Надо признать, что перед летним наступлением на юге германскому командованию крупно повезло: в его руках оказался советский генерал А.Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час — командующий 48-й армии Брянского фронта. Только недавно побывавший на приеме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолет не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения: при нем оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа[11].
