Хэмпстед-Хис был печально знаменит орудовавшими там разбойничьими шайками, к которым она питала не меньшее отвращение, чем к поклонникам, осаждавшим ее своими мольбами и жалобами, хотя она прибегала к самым суровым мерам, чтобы отвадить их.
Лорд Эдвард Хинтон был лишь одним из многочисленных претендентов на ее руку, не желающих смириться с отказом. Вспомнив, как он докучал ей весь минувший вечер, она твердо решила впредь отказываться от приглашений на модные вечера, если Эдвард тоже там будет. Что бы она ему ни говорила, как бы холодно себя с ним ни вела, он не прекращал своих уговоров выйти за него замуж и превратился, как она выражалась, в «досадную помеху».
Лорд Вроксфорд, был не менее настойчив, но он по крайней мере, при всей бесчестности его домогательств, хотя бы не предлагал ей брак по той простой причине, что уже был женат. А посему, по мнению Лоринды, с ним было гораздо проще иметь дело. К тому же ее забавляли его остроумие и цинизм.
Девушка могла уничтожить Ульрика одной презрительной насмешкой, и оба они понимали, что скорее она достанет с неба луну, чем поддастся на его уговоры. Тем не менее Ульрик упорно не желал оставлять свои ухаживания. Однако с Эдвардом все обстояло иначе. Он так часто грозился покончить с собой, если Лоринда не станет его женой, что успел смертельно ей наскучить: едва он раскрывал рот, как она уже знала, что за этим последует.
Все же Эдвард, бесспорно, мог бы стать для нее вполне подходящим мужем, тем более что, если у его старшего брата по-прежнему будут рождаться только дочери и наследник мужского пола так и не появится, со временем к нему перейдет герцогский титул.
«Если рассуждать здраво, мне бы следовало принять его предложение, — иногда думала Лоринда. — Но только смогу ли я вытерпеть его вечное нытье до конца своих дней?»
Примерно те же самые чувства вызывали у нее и многие другие поклонники, а большинство из них были не только людьми состоятельными, но и занимали видное положение в обществе.
Правда, Лоринда понимала, насколько шаткой была ее власть над переменчивой, жадно ищущей новых удовольствий толпой, способной с одинаковым воодушевлением как возвысить, так и затравить любого, повинуясь минутной прихоти.
«Что, собственно, нужно мне самой?» — спрашивала себя Лоринда.
Экипаж между тем спустился с Хэмпстедского холма и теперь был вне опасности.
Она вдруг представила бесконечную череду балов и приемов и неизменный круг своих беспутных знакомых, с которыми кочевала из Лондона в Брайтон, на скачки в Ньюмаркет, на воды в Бат и обратно в Лондон, чтобы вновь исступленно бросаться в омут светских увеселений.
Но действительно ли она больше ничего не желала и ни к чему не стремилась в жизни? Она прекрасно понимала, что уже завтра все почтенные матроны, не одобрявшие ее поведения, будут на все лады, как попугаи, обсуждать ее появление на балу в облике леди Годивы[8]. Лорд Бэрримор, член палаты пэров, снискавший репутацию отпетого развратника, заключил пари с друзьями, что у нее не хватит на это смелости, а Лоринде, отличавшейся импульсивным характером, больше ничего и не требовалось, чтобы решиться на самую дерзкую выходку.
— Я вольна поступать как мне угодно, — произнесла она вслух.
Лоринда невольно рассмеялась при одной мысли, что слухи о ее поведении, переданные со всеми подробностями, дойдут до короля и королевы в Виндзорском замке. Без сомнения, они припишут эту скандальную историю пагубному и разлагающему влиянию, которое оказывал на высшее общество пример принца Уэльского.
— Старые ханжи! — воскликнула в сердцах Лоринда.
С явным облегчением она заметила, что поездка подошла к концу и карета остановилась у парадной двери дома Камборнов на Ганновер-сквер.
Это был довольно большой, но неудобный и неприглядный особняк, построенный седьмым графом Камборном, который приходился Лоринде дедом. Она сделала все возможное, чтобы придать дому больше блеска, и когда лакей в белой с серебром ливрее, сшитой по ее вкусу, открыл дверь, она отметила, что у дома теперь гораздо менее мрачный вид, чем в годы ее детства.
— Его светлость дома, Томас? — спросила она.
— Да, миледи. Его светлость вернулся полчаса назад. Он в библиотеке.
— Благодарю вас, Томас.
Лоринда бросила плащ на стул. Словно не замечая, что лакей смотрит на ее мужскую одежду округлившимися от ужаса глазами, она направилась по мраморным плитам к библиотеке.
Ее отец сидел за столом в центре комнаты и заряжал дуэльный пистолет.
При появлении дочери граф Камборн изумленно поднял глаза. Он был все еще красивый мужчина с сединой в волосах и нездоровым цветом лица, так как почти все время проводил за карточным столом, а игорные залы, как известно, славились своей духотой.
Он поспешно опустил пистолет и воскликнул:
— Я не ожидал тебя так рано, Лоринда!
— В чем дело, папа? Только не говори мне, что ты собираешься драться на дуэли.
Отец ничего не ответил, и, подойдя к столу, она посмотрела ему в глаза.
— Лучше расскажи обо всем, папа.
Сначала ей показалось, что граф собирается ответить отказом. Но потом он откинулся на спинку кресла и с вызовом в голосе сказал:
— Я хотел застрелиться!
— Папа, ты, верно, шутишь!
— Я проиграл все наше состояние. Какое-то мгновение Лоринда не могла пошевелиться. Затем она опустилась в кресло напротив.
— Расскажи, что, собственно, случилось.
— Я играл в карты с Чарлзом Фоксом[9], — ответил граф.
Лоринда сжала губы. Она прекрасно знала, что отец не мог бы выбрать себе более опасного противника, чем Чарлз Фокс. Этот выдающийся политический деятель из партии вигов был весьма неопрятным, малопривлекательным на вид человеком, с выступавшим брюшком, двойным подбородком и черными кустистыми бровями, но в то же время он отличался поразительным красноречием и редким обаянием. Поскольку король его не жаловал, он со своей стороны сумел заручиться дружбой принца Уэльского, причем отношение принца к нему порой граничило с идолопоклонством. Будучи сыном довольно богатого человека, Чарлз Фокс еще в Итоне[10]проявлял неуемную страсть к карточной игре, и когда ему было всего шестнадцать, они с братом умудрились проиграть тридцать две тысячи фунтов за один вечер!
