— Ладно, всё это ерунда. Вашей Валентине Константиновне я всё объясню. Истина, как говорится, всплывёт на поверхность. А теперь скажи-ка всё-таки самое главное…
— Что?
— Откуда ты узнал про брата?
— Про какого?
— Про Алексея.
Оказалось, что у меня и правда есть старший брат Алёша (только без веснушек). Дело в том, что папа был женат дважды. Я про это слышал и раньше. Но я никогда не знал, что у отца и той женщины есть сын.
Сейчас отец изложил мне это сухо и будто через силу. Но я видел, что это просто от неловкости.
— Он живёт с матерью в Калуге. Заканчивает школу. Ему восемнадцатый год…
— Почему вы мне раньше ничего не говорили?! — Я был ошарашен.
— Мама не хотела. И бабушка. Они считали, что та моя жизнь — дело прошлое и нашей семьи не должно касаться. На этих условиях мама и согласилась выйти за меня… Но надо отдать ей справедливость: она не спорила, когда я уезжал, чтобы повидаться с Алексеем.
Понятно теперь, почему меня не назвали Алёшей. Не могут быть два Алёши у одного отца.
— Целых одиннадцать лет я не знал, что у меня есть брат!
— Да. Это… было неправильно. Но я обещал. Я бы и дальше молчал, но сейчас мне показалось, что ты всё уже знаешь. Решил, что поэтому ты и сказал о брате тому… Лыкову…
— Нет. Это просто такое вот совпадение, папа…
На следующий день я разболелся по-настоящему. Может, от переживаний. В гимназию опять не пошёл. И с утра до вечера укорял бабушку за то, что она всю мою жизнь водила меня за нос.
Бабушка оправдывалась и ссылалась на маму.
Но с мамой про Алексея говорить я не стал. Понимал, что в этом случае у них с отцом начнётся «выяснение позиций». Мама у меня очень красивая и потому очень решительная. Хорошо, что моё воспитание она передоверила бабушке, а то всегда ходил бы по струночке.
А потом, через день, я вдруг успокоился. Ведь ничего в моей жизни не изменилось. Ну и что же, что брат? Во-первых, не совсем родной, а только наполовину. Во-вторых, далеко. В-третьих, гораздо старше меня, у него небось девицы и дискотеки на уме, а малолетние родственники ему в друзья не годятся.
Мама к тому, что секрет открылся, отнеслась довольно спокойно: «Вот и хорошо, одной проблемой меньше».
Теперь отец мог без утайки звонить в Калугу. Раза два говорил с Алексеем и я. Но разговоры были ничего не значащие: «Привет!» — «Привет!» — «А я и не знал, что у меня есть брат…» — «Ну, ничего, теперь знаешь…» — «Может, когда-нибудь увидимся…» — «Обязательно увидимся. Возможно, этим летом. Вот поступлю в институт…» — «А ты куда будешь поступать?» — «Наверно, в политехнический». — «Ну, ни пуха ни пера». — «Ага. К чёрту…»
Это первый такой был разговор. Но и второй в том же духе. Алексей признался, что он-то знал про меня с младенчества и не раз спрашивал про меня у отца. Но меня такое внимание почему-то не очень тронуло.
К нашей директорше меня не вызывали. Видимо, она во всём разобралась сама. Вот и хорошо. Не очень-то мне хотелось с ней беседовать, с нашей твердокаменной Валентиной Константиновной. Я бы, чего доброго, разревелся там, как при отце. Или наоборот, вскипел бы и наговорил чего-нибудь «вызывающего».
Лыкунчик меня не задевал и не глядел на меня. Его приятели — тоже. Ну и прекрасно! Ничего другого мне и не надо было от этого предателя.
Конечно, предатель!.. И всё же я ни разу не пожалел, что там, на седьмом этаже, не ударил каблуком по доске. Как бы я сейчас жил? Иногда мне снилось, что я всё-таки ударил. Будто никто этого не знает, но я всё время помню разможженное тело Лыкунчика на кирпичах. «Убийца…Убийца…»
Да на кой чёрт он мне сдался, чтобы я из-за него всю жизнь потом мучился!..
Впрочем, ну его, Лыкунчика. Больше в моём рассказе его не будет.
Я благополучно окончил пятый класс и в начале июля уехал в летний лагерь «Богатырская застава».
ГОРЯЩИЕ ТОЧКИ
Бывают же такие злые совпадения!
В ту ночь, когда заполыхал наш дом, я тоже чуть не сгорел, хотя находился далеко от города.
Наш отряд «Алёша Попович» отправился в двухдневный поход, и на ночёвку мы встали в сосновом лесу на берегу Птичьего озера.
В палатке было душно, и среди ночи я с одеялом на плечах выбрался наружу. Сел у костра. Здесь было ещё несколько «поповичей», которым не спалось. Я смотрел, как искры летят к чёрным лесным верхушкам. Вверху искры не гасли, а продолжали гореть, как очень далёкие стоп-сигналы. Так мне казалось. Их можно было принять за звёзды. Только звёзды голубые и белые, переливчатые, а горящие точки были пунцовые. Может быть, они намекали на беду. Но я ничего не предчувствовал, было только немного грустно.
Скоро меня сморило. Я на этом же месте улёгся на бок и уснул. Уснули, видимо, и другие. Даже те, кого назначили костровыми.
Никто не видел, как ползучий огонь по сухой хвое подобрался к моим ногам и начал глодать правую штанину. Он выел изрядный кусок джинсовой ткани и наконец куснул меня за щиколотку. Я взвился ракетой, взвыл и заплясал.
Перепуганный костровой облил мне ноги из «дежурного» ведра. Инструктор Володя, студент медицинского института, смазал ожог каким-то холодящим кремом и забинтовал.
— Держись, «попович», это не смертельно, через пару суток заживёт. Со штанами хуже, терапия здесь бессильна. Разве что хирургическое вмешательство.
Но я махнул рукой. Подвернул штанины до колен — обгорелую и уцелевшую. А вернувшись в лагерь, сунул джинсы в самую глубь рюкзака. У меня были ещё шорты из палаточной ткани — потёртые, много раз чинённые, но прочные — мне их потом хватило до конца лета.
А про пожар я ничего не знал до конца смены. Лишь за день до прощального праздника приехал на нашем красном «жигулёнке» отец. И всё рассказал — коротко и насуплено.
Почему-то я сперва не очень огорчился. Наверно, просто отупел от неожиданности. И обиделся:
— Почему сразу-то не сообщили?
— А зачем? Чтобы испортить тебе здешнюю жизнь?
— Какая здешняя жизнь? Я бы тут же приехал!
— Зачем? — опять сказал он.
— Ну… помог бы. И вообще…
— Какая там помощь! Только путался бы под ногами.
…Отец раньше был пилотом на местных самолётных линиях. Потом рейсы стали сокращать — у авиакомпании не хватало денег. Лётчики увольнялись: кто по собственному желанию, кто по сокращению штатов. Уволился и отец. Тем более что к тому времени у него вдруг стало сдавать зрение.
Жаловаться на судьбу он не стал. Поступил конструктором в фирму «Альбатрос», где проектировали и выпускали дельтапланы. Ну, и не только дельтапланы, а много чего — от коек-раскладушек до разборных павильонов для выставок. Но отец занимался главным образом дельтапланами, лётчик всё-таки.
