В этот момент Кендрик испустил радостный вопль, подпрыгнул и побежал к двери. Открыв ее, он зачем-то высунул голову наружу, внимательно огляделся и снова вернулся в комнату.
— Я просто удостоверился, — объяснил он, — что там никто не подслушивает. Между прочим, я совершенно точно знаю, что уже несколько раз горничные и лакеи подслушивали наши разговоры, передавали их маминой экономке, а та, в свою очередь, не теряла времени даром и все до слова доносила ее величеству.
— Ах, так вот откуда мама узнала о твоей хорошенькой маленькой танцовщице!
— Другого пути и быть не могло! — вздохнул Кенцрик.
Из-за этого случая разгорелся недавно большой скандал, ибо эрцгерцогиня узнала о том, что сын несколько ночей провел вне дома.
Каким-то образом ему удалось усыпить бдительность стражи на воротах и ускользнуть в театр, где он не только каждый вечер наслаждался спектаклями превосходной русской балетной труппы, но и приглашал одну маленькую танцовщицу отужинать с ним после.
Когда же во дворце разразилась буря по поводу его «непристойного поведения", Кендрик решил, что его эскапады стали известны матери только благодаря кое-чьим ушам, незримо присутствовавшим в их гостиной, когда он расписывал сестре прелести маленькой балерины и удовольствия, которые они доставили друг другу.
Именно поэтому он теперь подстраховался, но даже и в этом случае предпочел понизить голос до шепота и подсесть к Тине как можно ближе.
— Ну, слушай, у меня есть идея, но ты должна помочь мне разработать ее во всех мелочах.
— И какова же идея?
— Ты знаешь, где живет наш профессор?
— Я знаю только, в каком направлении мы поедем.
— Так вот, по дороге туда мы должны перепутать поезда.
Тина удивленно взглянула на брата. Глаза Кендрика горели счастливым огнем, полностью сменившим отчаянное уныние, и это обрадовало девушку. Но, с другой стороны, чем может кончиться для них этот дерзкий план?..
— Множество экспрессов со всех концов Европы останавливаются на этой станции по пути в Париж. — Кендрик говорил так уверенно и бойко, что Тина замерла, вся превратившись в слух и внимание.
— Чего же ты хочешь, вернее, что предлагаешь?!
— Я предлагаю, — медленно отчеканил Кендрик, — сбежать от наших церберов и провести недельку в Париже — самом веселом городе мира.
— Да ты с ума сошел! — воскликнула девушка. — Если мы сбежим от них, то они сразу же вернутся назад и все доложат папе, а уж он найдет способы нас изловить.
— А я так не думаю, потому что ничего, кроме самого громкого скандала, из этого не выйдет! А кроме того. Тина, мы с тобой окажемся весьма умными и сделаем так, чтобы эти мрачные старые стервятники побоялись сказать отцу хоть слово, опасаясь неприятностей на свои головы.
Синие глаза Тины радостно вспыхнули.
— Так ты говоришь совершено серьезно и действительно считаешь, что мы можем съездить в Париж, вместо того чтобы скучать с этим стариком профессором?
— Не только можем. Тина, — мы просто сделаем это!
— Мне кажется, папа с мамой убьют нас…
— Если узнают…
— А как же иначе? Нас узнают…
— Ну, в Париже нас, точно, никто не узнает, ни нас, ни наших титулов.
— Ты хочешь сказать, мы возьмем себе псевдонимы?
— Конечно! Уж не думаешь ни ты, что я намерен представляться всем как «кронпринц Кендрик Виденштайнский» и явиться в наше посольство, которое затаскает нас по музеям — и только.
— Но, Кендрик, все-таки это очень опасно и отчаянно!
— Видит Бог, я заслужил сделать, хоть раз в жизни настоящий отчаянный поступок. Неужели я обречен звенеть шпорами и подчиняться нелепым приказам долгие-долгие годы! — горько ответил принц.
— Конечно, со стороны папы слишком жестоко отправлять тебя в такое место, но, я уверена, он сделал это, только уступая настояниям нашего мерзкого зятечка.
— Почему же? Подобные места Георг находит весьма привлекательными.
— Так… правда, мы сможем побывать в Париже? — осторожно вернулась Тина к прежней теме, ибо же по опыту знала, что если брат начинает свои тирады против Георга, то впадет в конце концов в настоящую черную меланхолию. Тина и сама не раз заливалась слезами, стоило ей только вспомнить свою старшую сестру.
Сейчас же мысль о Георге наполнила девушке, что и ей предстоит не менее ужасный брак с англичанином, и потому она воскликнула с неподдельным восторгом:
— Давай, выкладывай быстрей план нашего побега, весь, с подробностями, вплоть до того, какие имена мы себе возьмем!
— Мы сбежим от этих старых ворон прямо на вокзале. Как только мы окажемся в поезде, уже никто будет не в силах задержать нас и помешать добраться до Парижа. Разумеется, они смогут телеграфировать о нас на линию, но я думаю, что смогу удержать их от такого шага.
— Как же?
— Скажу позже. Я еще не до конца продумал этот момент.
— Тогда продолжай насчет самого Парижа!
— С того момента, как принц Кендрик и принцесса Мария-Терезия перестанут существовать…
— А кем же мы станем? Кендрик посмотрен на сестру несколько озадаченно.
— Ну, если я прибуду в Париж с сестрой, за которой нужно присматривать, то это будет весьма нас ограничивать…
— Но если я представлюсь твоей женой, это тоже не очень-то…
— Естественно! Таким образом, остается единственный выход…
— Какой?
— Ты станешь моей… шерами, любовницей. Конечно, будет трудновато, почти так же, как получить приз на празднике урожая, но ведь я мог быть и не настолько добр, чтобы прихватить тебя в Париж сестренка.
У Тины на глазах навернулись слезы:
— Да как ты смел так эгоистично, так жестоко, так гадко даже подумать!? Ты возьмешь меня с собой без всяких разговоров!
Принц положил руку ей на плечо:
— Мы всегда и все делали вместе, Тина, не расстанемся и в этом, самом рискованном, самом смелом и, может быть, последнем приключении. Пусть даже наша тайна будет раскрыта, мы сделаем все. чтобы провести вместе несколько счастливых дней.
— Конечно, сделаем, — со вздохом облегчения подхватила Тина.
— Вот и отлично. К тому же, уверяю тебя, мы будем прекрасной парочкой. В роли моей любовницы ты будешь неподражаема!
Тина откинула голову и расхохоталась:
— О Кендрик, и ты думаешь у меня получится? А что скажет мама, если узнает?! Только представь!
— Давай будем молить Бога, чтобы никто все-таки ничего не узнал, — строго остановил ее брат. — По ты должна хорошенько осознать, что если действительно согласишься играть роль моей демимонденкой— как теперь называют в Париже такого сорта дам — то будешь вынуждена посещать со мной такие места, куда порядочных женщин не пускают.
