Джин с вермутом постепенно исчезали в его узкой глотке.
– Видите, я стараюсь ублажить ваше эго. У меня получается?
Я не ответил.
– Неужели вы и впрямь настолько упрямы? – спросил судья. – Жаль, чертовски жаль, мы бы с вами сработались…
И он сделал официанту знак, чтобы принесли счет.
– Хорошо, попробую, – сказал я.
– Вот и отлично. Как насчет десерта?
– Нет, спасибо.
– Тогда и я не буду – и уберите ваш кусочек пластика, я угощаю.
– В этом нет никакой необходимости.
– Необходимости, может быть, и нет, но простая человеческая порядочность обязывает. И дай бог, чтобы в нашей с вами борьбе за правду, справедливость и американский образ жизни порядочность встречалась нам как можно чаще.
Мы вышли из ресторана на стоянку и протянули наши талоны парковщику. Судья ездил на черном «Порше 911», почти с иголочки. Увидев мою «Севилью», он высказался так:
– Привет из славного детройтского прошлого. Вы, как я погляжу, настоящий патриот.
Не успел я открыть рот, чтобы ответить, как Стив уже положил руки на баранку и газанул. Но через несколько метров остановился и поманил меня к себе.
– Джоан Морт уходит из комиссии, сведения верные. – Широкая усмешка. – По крайней мере, конструктивная критика еще способна задеть ее за живое.
Глава 3
Месяца два от Стива Йейтса ничего не было слышно, и я уже решил, что он передумал. Но вскоре после того, как в «Таймс» опубликовали информацию о его назначении на пост председательствующего судьи, он направил мне мое первое дело – развод двух вполне порядочных, не безразличных к благополучию собственного потомства людей, которым разогрели кровь и настропалили их на битву питбули-адвокаты.
С них я и начал свои изыскания. Выяснилось, что оба юриста разведены, причем бракоразводные процессы обоих проходили весьма болезненно. Затем я поговорил с обоими родителями по очереди, проглотив при этом вдвое больше желчи, чем того требует мой организм, а уж тогда назначил встречу с их тремя детьми. Те неплохо справлялись с ситуацией, хотя и немного нервничали, что вполне понятно.
Не обращая внимания на непрекращающиеся звонки обоих адвокатов, я заставил родителей вернуться в комнату, сказал им, что они люди хорошие, но введенные в заблуждение и что если они не хотят сделать своих детей заложниками психотерапевтов на все ближайшие годы, то им надо немедленно сбавить обороты в суде и вообще пересмотреть свое отношение к процессу. Оба тут же встали в позу и принялись оспаривать мои аргументы. Мать даже зашла так далеко, что выразила желание взглянуть на мой диплом. И только нежелание в чем-либо соглашаться с бывшей женой удержало ее супруга от того же самого.
Но я продолжал настаивать на своем, сознательно играя при этом роль «плохого парня», и таким образом вынудил бывших супругов заключить против меня временный союз под названием «Хорошие родители». Еще несколько наших встреч прошли в духе взаимной неприязни, но в результате они все же согласились вести финансовые баталии в суде, не втягивая в них детей. Я сказал им, что это самое меньшее, что они могут сделать для своих отпрысков, и мы скрепя сердце продержались еще две встречи. Я их все-таки додавил: соглашение об опеке, которое они составили, получилось вполне приемлемым. В своем докладе суду я отметил старания обоих родителей. Оглашая приговор по этому делу, судья Йейтс процитировал меня, а затем, изменив фамилии участников, разослал его материалы в качестве образца другим подведомственным ему судьям.
Удивленный тем, как быстро наступила развязка, я не сразу понял, что не все чеки на сумму в пять тысяч долларов были мной отработаны. Я отправил каждому из родителей по чеку и получил надушенную цветочными духами карточку и флакон одеколона «Армани» от жены и книгу по бейсболу в мягком переплете от мужа. Принимать от клиентов подарки натурой тоже неэтично, и потому я вручил одеколон парню, который ухаживает за моими карпами кои, а книгу сдал в местную библиотеку.
Следующий случай от Йейтса прибыл месяца через полтора. Такая частота обращений меня вполне устраивала – мне не приходилось жертвовать собственной практикой.
Дело Номер Два оказалось совсем не таким, как Первое: здесь пара приличных адвокатов обслуживала пару совершенно отвратительных клиентов. Соглашение было составлено, но никаких надежд на то, что ему суждена долгая жизнь, у меня не было. Тем не менее я вышел из этого дела с ощущением, что сделал все от меня зависящее и хоть ненадолго, но все же облегчил жизнь двоих и без того уже издерганных детей.
В тот раз чек, наоборот, не дотянул до размеров моих расходов. Но я не стал требовать доплаты.
Ровно через восемь дней на мой стол легло Дело Номер Три. Следующие дела, с Четвертого по Седьмое, тоже не заставили себя долго ждать, так что к концу года я написал уже тринадцать судебных отчетов и вполне отчетливо представлял себе устройство и функционирование системы. В натуральную, так сказать, величину.
* * *
В округе Лос-Анджелес система работает так: в случае, когда тяжущиеся стороны не могут прийти к соглашению самостоятельно, суд назначает посредников из числа своих служащих. Это могут быть социальные работники или профессиональные психологи и психиатры, назубок знающие свое дело. Иные из них действительно суперпрофессионалы. Однако объем возлагаемой на них работы очень велик, а арбитраж должен проходить в сжатые сроки. Правда, если соглашение не будет достигнуто и с помощью посредников, то никого за это не накажут: материалы дела с пометкой «решение не принято» будут отправлены на рассмотрение и добавочную консультацию комиссии психологов или психиатров, или же независимого эксперта, которого выберут обе тяжущихся стороны.
Или на которого им укажет председательствующий судья.
Иногда это помогает, но зачастую нет. Ведь ждать от двух взрослых людей, которые терпеть не могут друг друга, того, что они сядут и выработают взвешенный совместный подход к сложным вопросам воспитания общего ребенка, – все равно что требовать от шимпанзе преподавать математику.
Кроме того, как предупреждал меня Йейтс, каждый судья своему делу хозяин, и если одни стараются пользоваться своей властью разумно, то других всемогущество явно ослепляет, размывая их представления о реальности и превращая их в эдаких Каддафи в судейских мантиях.
В тех случаях, когда Стив мог сохранить дело при себе, шансы, что оно разрешится удовлетворительно, бывали очень высоки. Но если его приходилось передавать другому судье, то тут, как бы я ни старался, исход зависел от того, «как карта ляжет». Казалось бы, одно это должно было заставить меня уйти из системы, но, к своему удивлению, я обнаружил, что неудовлетворительные исходы беспокоили меня все меньше и меньше – так много радости приносили мне те случаи, когда все выходило как надо. И даже при самом плохом раскладе мне еще удавалось выторговать какую-нибудь поддерживающую терапию для детей.
