Именно голландцами были первые европейские поселенцы на той территории, которая позже стала огромным Нью-Йорком. В 1624 году они основали на острове Манхэттен небольшую колонию, жители которой занимались ремеслами и торговлей мехами. Колония получила название Нью-Нидерландс, а центральная ее часть, где и жили Рузвельты, — Нью-Амстердам. Собственно говоря, Рузвельт — это слегка измененная фамилия основателя клана Клаеса Мартензена ван Розенвельта (фамилию можно перевести как «с поля роз»), сугубо предположительно родом из голландского Гарлема. Поселился Розенвельт в Нью-Амстердаме примерно через десять лет после появления на острове колонии и за 20 с лишним лет до того, как Нью-Амстердам в 1658 году превратился в Нью-Йорк. Розыски, предпринимавшиеся Франклином Рузвельтом и его родными, так и не дали возможности установить точный год прибытия основателя рода на Западный континент. Франклин очень осторожно писал своим корреспондентам, что это было во всяком случае до 1648 года. Видимо, более точно можно было бы что-то утверждать, если бы в 1866 году в доме его отца не произошел пожар, во время которого сгорели все фамильные бумаги.
В семействе Рузвельт твердо придерживались мнения, что их предки происходили именно из достопочтенного Харлема, художественного и научного центра на западе Нидерландов (современная провинция Северная Голландия). Когда же появилась версия, что их корни уходят в другую часть этой небольшой страны, в провинциальный поселок Воссемеер, который ничем и никем не прославился за всю свою историю, она была отвергнута как досадная выдумка. Даже в 1938 году в ответ на просьбу журналиста разъяснить, откуда в самом деле приплыли Рузвельты в Америку, президент, едва сдерживая бушевавшее негодование, произнес, что он уверен в гарлемской версии и что всякие иные слухи — это только пропаганда с целью привлечения туристов…
Росла колония медленно, торговля особых доходов не приносила. Постепенно потомки первых поселенцев перебирались в лежавшие неподалеку плодородные сельские местности по реке Гудзон, покупали там земельные участки и в основном переключались на земледелие, хотя не оставляли торговли и ремесла. Трудолюбивые и бережливые, подчас даже скупые, некоторые из бывших голландцев из поколения в поколение накапливали состояния и даже становились миллионерами.
Именно к числу таковых относилась семья Рузвельт, которая пользовалась почтением соседей по Гайд-Парку, находившемуся примерно в 150 километрах к северу от Нью-Йорка на берегу Гудзона. Этот зеленый и тихий городок неподалеку от невысокого горного хребта Кэтскиллс, синеватые вершины которого были хорошо видны местным жителям, вырос по соседству с полями и фермами, принадлежавшими Рузвельтам и их соседям, большинство которых к концу XIX века было значительно беднее их. Но Джеймс Рузвельт вел себя с соседями дружески, носа не задирал. В Гайд-Парке его часто величали Old Money — «Старые деньги», имея в виду, что Рузвельты не были выскочками, а накапливали свое богатство постепенно и при этом вели себя сравнительно скромно, во всяком случае не выпячивали свою родословную и благосостояние. Видимо, поэтому его называли аристократом, патрицием, хотя в полном смысле слова ничего аристократического в его происхождении не было.
Собственно говоря, к тому времени, когда родился Франклин, Рузвельты — Джеймс и его родственники — были уже не только землевладельцами. Капиталы вкладывались в медные рудники, угольные шахты, железнодорожные компании и даже торговые корабли. Джеймс был одновременно богатым фермером, коммерсантом и светским человеком. Он не был блестяще образованным, но обладал практической сметкой, хорошей памятью, мог блеснуть в обществе цитатой, любил театр, особенно оперу Близость Нью-Йорка позволяла быть в курсе театральных и светских новинок.
Богатство Джеймса Рузвельта было немалым: от родителей он унаследовал акции нескольких угольных и транспортных компаний, в которых к тому же был либо членом наблюдательных советов, либо даже вице-президентом. Он, однако, не стремился активным предпринимательством приумножить свои доходы, предпочитал спокойную жизнь полурантье-полупомещика (разумеется, не в русском, а в западном смысле, ведшего хозяйство при помощи наемных рабочих под руководством управляющего) и старался получить максимальное удовлетворение от жизни.
Несколько склонный к романтике, несмотря на то, что был вполне трезвым и расчетливым землевладельцем, Джеймс назвал свое имение Спрингвуд, то есть Весенний лес, и все члены его семьи потом часто вспоминали зеленые рощи и живописные клумбы, которые украшали их детство, пробуждали у них любовь к природе. Особой гордостью семьи была старинная дубовая аллея. По преданию, эти «белые дубы», как их называли по необычному цвету коры, росли еще с тех времен, когда район Гайд-Парка заселяли индейские племена.
До наших дней в Гайд-Парке и его окрестностях сохранились «именные тропы» — излюбленные маршруты прогулок по зеленым массивам членов рузвельтовского семейства и близких к ним людей — тропа Элеоноры, прибрежная тропа Вандербильта, горная тропа Хэккетта и другие подобные им памятные места, по которым водят туристов.
* * *
Джеймс мог себе позволить более или менее вольготную жизнь — хозяйство вели управляющие, он же пользовался благами жизни в Гайд-Парке, общаясь с соседями, занимаясь обширной семьей и даже включившись, хотя и без особых амбиций, в политическую жизнь.
Его симпатии оказались на стороне Демократической партии, которая, в отличие от нынешних ее позиций, во второй половине XIX века была более консервативной, чем Республиканская. Республиканцы опирались на промышленников северных штатов и на тамошние низшие слои населения и являлись главной опорой президента Авраама Линкольна в войне Севера против Юга, приведшей к ликвидации рабовладения. Именно Демократическая партия в южных штатах была инициатором раскола, провозглашения Южной Конфедерации, за которой последовала Гражданская война 1861 — 1865 годов.
Живя в северной части страны, где рабства не было уже очень давно, Джеймс Рузвельт присоединился к демократам отнюдь не потому, что на них опирались плантаторы Юга. К вопросу о рабстве он относился почти безразлично, а вот принципы свободы предпринимательства и государственного невмешательства в хозяйственную жизнь, которые исповедовали тогда демократы, были для него несравненно важнее. Пройдут годы, и место партий в хозяйственно-политической расстановке сил круто поменяется — именно Демократическая партия станет в XX веке адептом государственного вмешательства в экономику, тогда как республиканцы будут провозглашать, что государственные органы должны играть лишь роль «ночного сторожа», обеспечивая неприкосновенность частного предпринимательства. Так что вопрос о том, какая из партий была «правее» и какая «левее», относится к разряду таковых, на которые невозможно дать однозначного ответа.
Молодость отца Франклина была довольно бурной. Он некоторое время учился в Университете города Нью-Йорка, затем перевелся в менее престижный и более спокойный Юнион-колледж в городке Скенектади. Но особого внимания академическим делам Джеймс не уделял. Ведший дневник соученик Рузвельта Альберт Ингхэм вспоминал о своем товарище главным образом по совместным пьянкам.
