Наконец Малахус привел раба исполинского роста. И только втроем им удалось привязать руки и ноги раненого к кровати. Но даже тогда припадок не прошел. Пытаясь избавиться от сковывавших его пут, больной неистовствовал так, что казалось, будто сейчас он что-нибудь себе сломает.
— Здесь ничего не поделаешь, — сказал Андреас, — он убьет себя сам. — Его голос звучал подавленно.
Селена внимательно посмотрела на него, на мгновение их взгляды встретились, потом она снова перевела взгляд на больного Может быть, еще получится…
Не говоря ни слова, она подошла к кровати больного. Она закрыла глаза и вызвала в своем воображении образ золотистого огня, горящего спокойно и ровно. Всеми чувствами отдалась она видению ровно горящего пламени, пока не почувствовала его тепло и не услышала его легкое потрескивание. Концентрируясь на пламени, которое рождалось из глубины ее души, Селена замедлила дыхание и расслабила тело. Ей казалось, что все это длилось несколько часов, на самом же деле весь этот процесс занял всего лишь несколько секунд.
Со стороны это выглядело так, будто она погрузилась в сон. Ничто не отражалось на ее лице — все, что происходило у нее внутри, все это собирание внутренних сил оставалось скрытым от посторонних глаз. Не понимая, что происходит, Андреас и рабы следили за тем, как Селена, все еще будто погруженная в сон, медленно вытянула руки ладонями вниз над бившимся в судорогах больным. Какое-то время она подержала их так, а потом принялась водить руками над бьющимся телом, не касаясь его. Сначала это были просто плавные движения, затем она принялась описывать руками небольшие круги, которые постепенно становились все шире и шире, пока не получился один большой круг, как бы обнимавший собою все тело больного.
Селена видела только пламя и ничего кроме пламени. Точно так же, как Андреас всю силу своих знаний направлял на операцию, так и Селена теперь всю силу своей жизненной энергии направила на образ огня. И когда ей удалось слиться с этим образом, тепло пламени устремилось из ее души в ее руки и через них излилось на измученное тело больного.
Андреас с любопытством разглядывал покачивающуюся фигуру девушки. Он рассматривал ее лицо — выступающие скулы, пухлые губы, лицо, которое всего лишь несколько минут назад выражало смущение и страх, а сейчас светилось спокойной радостью. Она держала руки над больным до тех пор, пока он, обессилевший, не начал расслабляться, а затем успокоился и наконец погрузился в сон.
Селена открыла глаза и заморгала, будто только проснулась.
Андреас потер лоб:
— Что это ты делала?
Ее робость вернулась к ней, и она опять стала избегать его взгляда. Она не привыкла разговаривать с незнакомыми людьми. Обыкновенно, услышав из ее изящных уст нечленораздельную речь, они сначала просто удивлялись. Недоумение сменялось раздражением, за которым неизменно следовало презрение — чего, мол, разговаривать с дурочкой. Вообще-то уже давно можно было бы и привыкнуть, ведь сколько ей пришлось вынести насмешек и издевательств от своих сверстников, а как ее шпыняют, стоит ей появиться на рынке. Мать говорила ей, что ее врожденная немота, которую удалось отчасти излечить, — знак особой любви богов.
К удивлению Селены, красивое лицо греческого врача имело совсем не такое выражение, какое она привыкла видеть у людей, пытавшихся заговорить с ней. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, которые были одновременно строгими и добрыми, и увидела в них глубокую человечность.
— Я п-п-показала ем-му дорог-гу ко сн-ну, — сказала она.
— Как?
Селена говорила очень медленно. Ей было нелегко произносить все слова так, чтобы ее поняли. У нее не получалось быстро, и поэтому ее собеседники обычно заканчивали за нее предложения.
— М-моя м-мама н-научила м-меня этому.
Андреас поднял одну бровь.
— Она целит-тельница.
Андреас задумался на минуту. Потом вспомнил об открывшейся ране торговца коврами, шагнул к кровати, снял повязку, пропитанную кровью, и сделал промывание. Покончив с этим, он взял ржавое копье и соскоблил ножом ржавчину с острия прямо на открытую рану.
— Ржавчина ускорит заживление, — объяснил он, заметив вопросительный взгляд Селены. — Известно, что на железных и медных рудниках язвы у рабов заживают быстрее, чем где бы то ни было. Почему так происходит, никто, конечно, не знает.
Он снова перевязал голову торговца, опустил ее осторожно на подголовник и опять повернулся к Селене.
— Скажи-ка, что ты сделала, чтобы его успокоить? Как это получилось?
Охваченная новым приступом робости, Селена уставилась в пол.
— Я н-ничего не д-делала, — ответила она, — я просто при-при-… — она сжала руки в кулаки, — привела в порядок его энергию.
— И это приносит исцеление?
Она покачала головой:
— Это не исцеляет. Это только п-помогает.
— Это всегда действует?
— Нет.
— Но как, — допытывался он, — как ты это делаешь?
Селена все еще смотрела в пол.
— Это ст-тарый способ. При этом в-видишь ог-гонь.
Андреас внимательно рассматривал ее. Она была красива. Некий смутный образ возник перед его внутренним взором, воспоминание о редком цветке, который он видел однажды и который назывался мальвой. У Селены были красивые черты лица, но самым красивым на этом лице были губы. Какая жестокая ирония, подумал он, что эти прекрасные губы так плохо справляются со своей задачей. Она не была немой, это он видел, когда она говорила.
Торговец коврами громко захрапел. Андреас улыбнулся и сказал:
— Твой огонь, похоже, обладает магической силой.
Селена робко подняла глаза и увидела, как улыбка изменила его лицо. Он вдруг стал выглядеть гораздо моложе.
Дефект речи, думал Андреас, скорее всего, врожденный, наверное, в раннем детстве его как-то исправили, но, очевидно, слишком поздно и без последующих систематических занятий. Можно себе представить, как девочка страдает от этого недостатка. Она действительно была красива, но ее робость доходила до боязливости.
Тень пробежала по лицу Андреаса, и глубокая складка снова пролегла между бровями, придав ему суровое выражение. Какое мне до этого дело? — спрашивал он себя, ведь уже много лет назад достиг он того состояния, когда его уже ничто не могло тронуть.
Легкий ветерок подул через окно, и тонкий занавес заколыхался. В жарком дыхании лета благоухание распустившихся цветов смешалось с ароматом горящей древесины и запахом зеленой реки, несущей свои волны навстречу морю. Ветер пронесся, вздыхая, через весь дом Андреаса и вывел его из задумчивости.
— Тебе нужна помощь, чтобы перенести твоего друга, — сказал он и сделал знак Малахусу, — мой раб тебе поможет.
Селена бросила на него непонимающий взгляд.
