Михаил с ранних лет тянулся к музыке. Много лет спустя, зимой 37-го, наверное, предчувствуя скорый арест, он сказал одной из сестер: «Как я в детстве просил купить мне скрипку, а папа из-за вечного безденежья не смог сделать этого. Может быть, вышел бы из меня профессиональный скрипач…» В итоге Тухачевский играл на скрипке лишь на любительском уровне. Зато проявил большой интерес к изготовлению скрипок, став единственным в мире маршалом — скрипичным мастером.
Николай Николаевич привил детям интерес не только к музыке, но и к книгам. Михаил рано научился читать и читал много, запоем. Устраивал и домашние спектакли. Сестры вспоминают: «Пьесы сочиняли сами и сами же рисовали смешные афиши. Главными действующими лицами бывали Михаил и Шура. Николай открывал и закрывал занавес, а также исполнял обязанности суфлера. Игорь играл на рояле». Потом, уже в гимназии, на смену самодеятельным пьесам пришел Чехов. В инсценировке чеховской «Хирургии» Михаил играл роль фельдшера, а в «Канители» — дьячка. В те годы эти и другие чеховские вещи входили в стандартный репертуар домашних театров. Тезка и почти что сверстник Тухачевского Михаил Булгаков в это же самое время за сотни верст от глубоко провинциальной Пензы, в цветущем, благоухающем садами Киеве, «матери городов русских», запомнился своим сестрам блестящим исполнением роли бухгалтера Хирина в другой чеховской постановке — «Юбилее».
Литературные и артистические способности Тухачевский проявлял и позже. Те, кто его знал, отмечали необыкновенное для советских военных умение держать себя в любом обществе, а также то неотразимое, почти гипнотическое впечатление, которое маршал производил на женщин. Даже прочно связав свою жизнь с армией, Тухачевский остался не чуждым литературному труду, публикуя много статей на военную тему в газетах и журналах. Бывший секретарь газеты Западного военного округа «Красноармейская правда» Н. В. Краснопольский свидетельствовал: Тухачевский «не терпел так называемого „заавторства“. Неоднократные наши попытки подсунуть ему на подпись статьи, подготовленные сотрудниками редакции, отвергались с порога. Михаил Николаевич имел определенное литературное имя, свой литературный стиль, устойчивую литературную репутацию и очень дорожил этим».
Но не в литературе и искусстве увидел Тухачевский свое предназначение. С детства он мечтал стать офицером и готовил себя к тяготам военной службы. Сестры Елизавета и Ольга вспоминали: «Еще совсем маленьким Михаил пристрастился к верховой езде, упражнялся с гирями, очень любил бороться. И редко кто из сверстников мог побороть его. Брат Николай удивленно спрашивал:
— Что ты, в цирк готовишься, что ли? Зачем тебе все эти тренировки? Для чего силы копишь?
И Миша отвечал с детской непосредственностью:
— Силы нужны мне, чтобы не нуждаться в посторонней помощи, если потребуется передвинуть письменный стол или шкаф с книгами.
Эта привычка все делать самостоятельно, не прибегать без необходимости к помощи других осталась у него на всю жизнь».
У Михаила рано проявился интерес к воинской службе. М. Н. Балкашин вспоминал: «Миша отличался особой живостью характера. С раннего детства у него была любовь к военным, всё равно, будь то солдат, пришедший на вольные работы, заехавший в гости исправник или кто-либо другой, лишь бы он был в военной форме. Меня, когда я приезжал к Тухачевским юнкером, а потом офицером, он буквально обожал, сейчас же завладевал моей шашкой, шпорами и фуражкой. Заставлял меня рассказывать разные героические эпизоды из наших войн, про подвиги наших солдат и офицеров. Десятилетним мальчиком он зачитывался историей покорения Кавказа во времена Ермолова и Паскевича. В юношеском возрасте он увлекался походами и сражениями великих полководцев. Русскую военную историю он знал превосходно, преклонялся перед Петром Великим, Суворовым и Скобелевым».
Лидии Норд сам Тухачевский рассказывал, что военным делом в совсем еще юном возрасте заразился от своего двоюродного деда генерала, вояки до мозга костей: «Я всегда смотрел на него с восторгом и с уважением, слушая его рассказы о сражениях. Дед это заметил и раз, посадив меня к себе на колени, мне было тогда лет семь-восемь, он спросил: „Ну, Мишук, а кем ты хочешь быть?“ — „Генералом“, — не задумываясь, ответил я. „Ишь ты! — рассмеялся он. — Да ты у нас прямо Бонапарт — сразу в генералы метишь“. И с тех пор дед, когда приезжал к нам, спрашивал: „Ну, Бонапарт, как дела?“ С его легкой руки меня дома и прозвали Бонапартом… В Бонапарты я, конечно, не метил, а генералом, сознаюсь, мне очень хотелось стать».
Михаил продолжал заниматься гимнастикой и борьбой, наращивал силу, которая, как он был уверен, на военной службе очень пригодится. Физическая сила и готовность всегда прийти на помощь слабому придавали ему авторитет среди товарищей. Общался Михаил в основном с детьми из простой среды — сказывался привитый отцом демократизм. Кроме того, бедность не позволяла мальчику чувствовать себя на равных в компании гимназистов из состоятельных дворянских семей.
Гимназический товарищ Тухачевского Владимир Студенский вспоминал: «Наибольший интерес для нас представляла французская борьба. Как раз в эти годы в цирке начались выступления борцов, и мы, гимназисты, подражая им и называя себя именем того или иного борца, устраивали свои чемпионаты по борьбе. Миша выступал под именем Поддубного и равных себе по силе среди нас не имел. Да и ростом он значительно превосходил каждого из нас. Кроме борьбы, мы нередко занимались и поднятием тяжестей. Миша, которому тогда было около 14 лет, легко проделывал упражнения с пудовой гирей. В гимназии, используя силу Миши, мы, его товарищи, часто устраивали такое развлечение: по несколько человек навешивались на него, и он таскал нас по классу, стараясь не сбросить».
Другой одноклассник, В. Г. Украинский, подтверждает, что Тухачевский выделялся среди товарищей крепким телосложением и большой физической силой, а «по своему характеру он был тверд в решениях, держался просто, охотно делился со всеми приобретенными знаниями и пользовался среди товарищей авторитетом. Следует, однако, отметить, что он мало общался с гимназистами из аристократического и духовного общества. Ребята из простых семей, близкие к нему, ценили и уважали его… Миша любил гимнастику, был сильным… Он мог одновременно, упираясь в парту, сразу передвинуть несколько парт на некоторое расстояние. Часто боролся, и небезуспешно, с гимназистами из старших классов. Вместе с тем Миша Тухачевский препятствовал тому, чтобы споры между его однокашниками заканчивались дракой или расправой над кем-нибудь. Он всегда заступался за слабых. И эти гуманные качества старался привить другим».
Похожий портрет нашего героя рисует еще один гимназист, Сергей Островский: «Михаил Николаевич… выделялся своей физической силой и выносливостью. Так, например, подставляя спину, он разрешал ударять по ней со всей силой, какой обладал каждый из нас, причем во всё время этого „упражнения“ улыбался. Он отличался удивительным хладнокровием и выдержкой, я не видел его рассерженным или взволнованным. По отношению к товарищам… был справедлив, никогда не пользовался превосходством своей физической силы, и слабые находили у него надежную защиту». То же самое подтверждает и Студенский: «Характером Миша был весьма общителен, хорошо относился к товарищам, которые ему платили тем же, и даже дружеское прозвище „Бегемот“ явилось только выражением товарищеского поощрения, а может быть, и некоторой зависти к его силе». Бегемот — животное большое, сильное и добродушное, поэтому Михаила и наградили таким прозвищем. Оно подчеркивало еще и невероятную устойчивость Тухачевского — его, как и многотонного обитателя Нила, очень трудно было свалить с ног. С. Островский так объяснил происхождение забавного прозвища: «Был невероятно сильный, широкоплечий, мы его в шутку называли „бегемотом“ — он разрешал себя бить по спине и никогда не падал». И в жизни Тухачевский был очень стойким: неудачи и неприятности никогда не могли его сломить или даже надолго вывести из душевного равновесия.
