Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Русские же в те времена (как и сейчас) обожали тьму и тайну, поэтому привлекали их не звезды, а темные промежутки между ними. Их притягивало не исключительное и сверкающее, не блещущее на фоне — их манил сам фон, бесконечное prostranstvo, темное и аморфное, похожее на эхо в гигантской бессветной зале. Америку открыли охотники за специями, ведь английское слово «space» происходит от латинского «specia», то есть точка, и пикантными точками неба являются звезды. Но русские срать хотели на звезды, на специи, на остроту чувств. Черный Квадрат сделали они своим гербом, они пели свои гимны, прославляющие тьму, незнание и страсть, — Ochi Chernie и Tjomnaja Noch пели они как заведенные, смерть им была не страшна, с ней не раз они встречались в степи, вот и сейчас над ними она кружится, и они с наслаждением наблюдают ее полет в своем темном, отчаянном, летаргическом небе. О пресные русские! Зачем мы поселились с ними на одной планете? Здесь так тесно.
Мой отец обожал русских почти как черепах. Он считал их культуру явлением холода, а холод он чтил словно бога. Он также считал русских духовными братьями всех чернокожих, а Россию звал «Африкой в снегах». В его рабочем кабинете висели два портрета: афрорусского сказочника Пушкина, истекающего кровью на снегу, смертельно раненного пулей коварного итальянца Данте, а также еще одного курчавого и бородатого русского мужика по фамилии Перельман, когда-то популярного ученого, ныне забытого.
А я вот, как все честные калифорнийки, боюсь русских. Впрочем, я никогда не видела живого русского, поэтому представляю всех русских мужчин умирающими на кровавом снегу, злорадными, переполненными мортальным юмором, с гигантскими бородами, тихо и злобно лепечущими нечто предсмертное среди инеистых книг и замороженных пингвиньих яиц. Никаких отношений с Россией наша свободная республика не поддерживает — слава Богу, с тех пор как рухнул гнилостный проект, названный когда-то «глобализацией», мы научились ценить разобщенность, дистанции и границы. Зачем болтать о далекой России, когда уже на границе с государством Луизиана стоят непроницаемые кордоны, эта граница намертво охраняется огромными испаноязыкими мутантами вкупе с их синими ядовитыми псами. Никто не знает, какая у них, в Луизиане, политическая система. Говорят, там властвует двадцатиголовый король Луи Двухтысячный из династии Горо. Династия воцарилась недавно, но дала уже две тысячи монархов по имени Луи, а все потому, что многоглавые мутанты живут кратко, словно бабочки-однодневки. Все это слухи, их не принято повторять.
Вернемся лучше к звездам и к американской мечте о них. Итак, все американские астронавты стремились стать астронавтами, но до меня это стремление пребывало лишь словом — по сути, они превращались в таких же беспросветных космонавтов, какими были их русские соперники. Я первая осуществила американскую мечту, я первая устремилась к настоящей звезде — Солнцу. Я первая стала настоящим астронавтом с Земли.
Как ни странно, самым сложным в организации экспедиции на Солнце оказалось сделать так, чтобы в Солнце я летела одна. Но я жаждала встречи наедине — лишь я и Солнце.
Ведь речь о глубоком проникновении, не так ли? Меня могут обвинить (и нередко обвиняют) в безумной гордыне или же обозвать, как сделала Элоиза, сексуальной извращенкой. Но я смиренна как францисканец, а считать меня извращенкой могут лишь те, кто усматривает глубинное извращение в бытии минералов или во вкусе родниковой воды. Пролетела надо мной комета — видно, неспроста. Верно, это добрая примета: жизнь моя чиста. Жизнь вообще чиста. Грязна лишь смерть.
Накануне экспедиции я лежала на бортике большого квадратного бассейна, где когда-то плавал труп моего отца. Я так и не узнала, почему он наложил на себя руки. Стояла южная ночь, безлунная и звездная. Я лежала на рамке черного квадрата, набитого звездами. Там я уснула, и мне приснилось, что я гуляю по гигантскому глазу. Это был остекленевший глаз Элоизы, светлый и прозрачный. Поверхность глаза — твердая, стекловидная, и невероятно трудно оказалось удержаться на этой гладкой покатой поверхности, тем более что я бродила по ней в туфлях на очень высоких и тонких каблуках. Мне приходилось всплескивать руками, чудом сохраняя ломкое равновесие. Черный зрачок этого глаза зиял скважиной, узкой бездной. Проснувшись, я поцеловала на прощание хлорированную воду бассейна, а после покинула Землю, чтобы погрузиться в пучину огненного океана. В своем небольшом прозрачном батискафе, пронизанном волокнами «холодного вещества», я достигла Центральной Точки Солнца — она не только абсолютно холодна, она еще и абсолютно темна. Это микроскопическая черная звездочка, мерцающая в эпицентре ворсистого и чешуйчатого огня. Сожалею, но я погибла в этой экспедиции. Не хотела признаваться в этом, но придется. «Холодное вещество» уберегло меня от солнечного пламени, но суперхолодная черная звездочка в эпицентре Солнца поглотила мой корабль.
Эй, русские, наши угрюмо-веселые враги![1] Вы ошиблись. Вы искали вечную тьму в пространстве меж звездами. Но вечная тьма скрывается в сердце звезд. Эта звездная тьма — условие света.
2010
Звук
Имеющие уши, да слышат.
Евангелие от Иоанна Меня зовут Джейн. Джейн Марпл. Уже в колледже я подписывалась Джейн Марпл Младшая и рассказывала всем, что моя бабушка — та самая проницательная старая леди, которую Агата Кристи прославила на весь мир за выдающиеся способности к разгадыванию криминальных тайн. Старушка распутывала самые запутанные клубки, вот только она не существовала в действительности, а я существую.
Мое образование, которому я посвятила свою любознательную рассеянность, было связано с историей искусств, но я так обожала Агату Кристи, что после колледжа пошла работать в аукционный дом Christie’s, воспользовавшись протекцией своей дяди лорда Балтимора. Впрочем, вскоре дядя переметнулся к конкурирующему дому Sotheby’s, и я вслед за ним.
Sotheby’s — знаменитый аукционный дом, но его название никак не связано с Агатой Кристи, поэтому я быстро потеряла интерес к работе, хотя мой дядя был неизменно обаятелен.
Я сказала ему, что хотела бы расследовать преступления, чтобы оправдать свое священное имя — Джейн Марпл.
Впрочем, должна сразу же признаться, что полностью лишена необходимых для этого дела талантов. Я невнимательна. С детства меня осуждали за склонность к бесплодным мечтам, которые всецело овладевали моим туманным сердцем. Я росла, как остров в дожде растет за бортом корабля на радость усталым пассажирам круизного лайнера. Всегда мечтала о морских круизах.
Воспринимая реальность сквозь круизную призму своих фантазий, я вряд ли способна быть детективом.
Там не менее лорд Балтимор отнесся к моим словам о расследовании преступлений с неожиданной серьезностью.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
