Владеть словом — не значит испытывать эмоции, это значит — знать, как вызвать их у людей.
Политература
Советская литература — это художественная самодеятельность, конечно. Нечто искусственное, существующее автономно, абсолютно вне общемирового культурного контекста. Единственное, что может спасти (и порой спасает) совлита — политический контекст. Особенно — если совлит — человек хороший. Собственно, так как правило и бывает — и совесть нации, и человек хороший, а писатель так себе. И, да. Чем лучше человек, тем хуже в нем писатель. И наоборот.
* * *
Мысль о том, что писательство (да и любое творчество) обладают психотерапевтическим эффектом — мысль, сама по себе, глубоко клиническая.
Мысль, которая могла родиться исключительно в репрессивно-сублимирующем сообществе.
Для которого сама Идея Рациональности — подобна смертельному жалу.
В таком обществе все должно делаться из мутных, болезненных побуждений и не имеет конкретной цели.
Очень российское пространство по сути своей. Да, и вопреки расхожим стереотипам — болезнью управлять куда легче, чем здоровьем. Ведь больной постоянно нуждается в коррекции и контроле. Верней, склонен так полагать.
* * *
— Но кто смог применить насилие к, казалось бы, неовладеваемому, трансцендентному Небытию, если даже Бог не может существовать, отказываясь от превращения потенциального в действительное, обличенного в свое «вначальнобылое» слово? (с)
— Существовать — не применять насилие, но быть подверженным насилию. Следовательно — не быть подверженным насилию — прекратить существование как таковое, в принципе. (А.В.)
* * *
Одни сходят с ума от безысходности, другие же, напротив, остаются нормальными.
Ежели речь не идет о врожденной патологии — сойти с ума — это роскошь. Это еще и надо себе позволить. В основе же своей мир наполнен типовыми (т. е. Неразличимыми, невычисляемыми) безумцами, одетыми в намордник Нормы, как иные в смирительную рубаху. И «бог» знает, сколько надобно им сил, чтоб выносить безысходную трезвую обреченность своего бытия.
* * *
Самая «боговладычественная» сладость признать полное фиаско Слова в борьбе со смыслом.
Ибо я есть Смысл
* * *
Я не только умнее, чем я себя веду. Я умнее самой предоставленной возможности жить.
В этом смысле интеллект и бытие — практически взаимоисключающие вещи. И (именно!) поэтому все выдающиеся личности были в некотором роде деструктивны. Конечно, они не могли благо-взаимодействовать с реальностью, будь они ограничены хоть в какой-то степени обязующим к бездарности ошейником нормы.
* * *
Профан полагает, что в Идее, даже в самой странной идее есть какая-то поддержка существованию. Нет, в моем случае — точно нет. И еще раз нет. С идеями дела обстоят еще хуже, чем с «творчеством», кое «лечит» по мнению благоглупого большинства.
* * *
Аналитичность — это тип ума. Аналитичность — не равнО независимость. Совсоюз обслуживали тоже не самые глупые люди, что касается узкопрофессионалов. Но, да, с другой стороны — это были люди, наученные «не выглядеть глупыми».
* * *
Россия — репрессивная страна не только, и не столько в силу негативного исторического опыта, но и (пожалуй, в первую очередь) потому, что здешний гражданин в основе своей натуры содержит некую обезличенную травму. С ней, с этой травмой он от чего-то и идентифицирует себя, отождествляет, вместо Я, вместо всякой Самости. Ее то он и хочет продлить, имея в виду не себя уже, а всех остальных. Отсюда — «Я страдал, и вы пострадайте», отсюда — «Хорошо не жили, не стоит и начинать».
* * *
Подлинный гуманизм жесток. Но только однажды
* * *
«Избегайте придавать себе статус жертвы» (с). Точный, но совершенно «не местный» совет. Ведь здесь жертва на жертве сидит и жертвой погоняет. Более того, если ты не жертва, ты персона нон грата.
