Джорди позвонил Джессике и рассказал, что произошло с Флином. Но она утешила его, что вряд ли стоит так сильно волноваться. Она прекрасно понимала, что собой представлял Флин. Он постоянно начинал радоваться, так до конца не разобравшись, что же на самом деле произошло, и обычно дальше его восторгов дело не шло. И вообще, она догадывалась, что Джорди позвонил ей только потому, что не знал, куда деться от скуки. Когда ему нечего было сказать, он пересказывал известия по нескольку раз. Вот и теперь он уже во второй раз сообщал ей, что их с Флином не будет допоздна. Вообще-то она не возражала: на работе выдался трудный денек, и ей очень хотелось побыть какое-то время одной в тишине. Она по-прежнему души не чаяла в Джорди и Флине, но порой от них столько было шума, что просто невыносимо становилось.
Вернувшись домой, она первым делом направилась в ванную, вымыла руки, обильно смазала их кремом, покрыла губы вишневым бальзамом и налила себе большущий бокал вина. Потом скинула туфли, включила телевизор, легла на диван и начала разбирать почту. Письмо из банка — скукота; несколько писем для Джорди — скукота, скучища. А вот когда она получала этот конверт, у нее всегда улучшалось настроение — еженедельное издание «Банти»[3]. Всем ее знакомым казалось странным, что такая всегда элегантная и уравновешенная леди до сих пор выписывала эту подростковую чушь. Джессика читала этот журнал с десяти лет. Заботясь о дочери, ее матушка каждую неделю исправно покупала его, а теперь та стабильность, с какой это издание оказывалось в почтовом ящике, просто утешала Джессику.
Сегодня ей как никогда хотелось полистать эти страницы, даже если на них разворачивались слезливые школьные драмы, — это ее успокаивало. Она предвкушала, как посвятит следующие несколько часов только себе: разденется, примет ванну, полистает журналы и ни с кем не будет разговаривать. Досадно только, что ей никак не удавалось выкинуть из головы Ричарда Кибла. Да как он посмел ей такое сказать! А еще этот Роб — все никак не уяснит, что между ними давно все закончилось. А ведь она сказала ему об этом почти месяц назад. Утром, отправляясь на работу, она выглядела безукоризненно, но теперь чувствовала себя грязной и растрепанной. Ни бальзам для губ, ни крем для рук не помогли. Это было просто выше ее сил!
Ричард Кибл постоянно флиртовал с молоденькими девушками. Хотя ему было почти сорок, а лицо украшали рубцы от юношеских прыщей, он был убежден, что девушкам нравится с ним болтать и что его причудливые запонки и яркий галстук делают его образцом ультрасовременного шика. Ходили слухи, что на предыдущей рождественской вечеринке у него что-то было с одной секретаршей, но Джессику это как-то мало заботило, потому что он ей был неприятен. Тем не менее этим утром он подкараулил ее в лифте, когда она спускалась с третьего этажа на первый на совещание.
— Какое короткое платьице, — самодовольно ухмыляясь и шаря взглядом по ее ногам, сказал Кибл.
Краснея от смущения и злости, Джессика не смогла сообразить, что бы такое ему ответить, и просто посмотрела на него с презрением.
— Хотя, конечно, я предпочел бы, чтобы на вас вообще никакого платья Не было.
Потом он подмигнул ей, двери открылись, и он остановился, пропуская ее вперед. Вообще-то он к ней не прикасался и не оскорблял ее, но Джессика чувствовала себя как-то глупо и униженно и, к ужасу для себя самой, никак не могла забыть его похотливого взгляда. Как отвратительно. Чтобы отделаться от этого образа, она попыталась представить, что лежит на бермудском пляже.
Если работаешь в рекламной компании с установкой на современные методы организации труда, это означает, что у тебя, как, впрочем, и у остальных сотрудников, нет собственного рабочего места. Вместо этого у каждого, кто работал на «Фарро и Кин», были тележка для документов, запирающийся шкафчик, ноутбук и мобильный телефон. На работу Джессика пришла пораньше, потому что ей надо было доделать еще целую кучу дел, но это ее совершенно не расстраивало. Она взяла свою тележку и расположилась в одном из укромных уголков здания. А потом произошла эта неприятная встреча с Ричардом Киблом. И только она вернулась к своей «рабочей тележке», как увидела, что из-за угла появился Роб и направился прямиком к ней.
Роб был старше ее на четыре или пять лет и занимал должность старшего сотрудника по связям с клиентами в их рекламном агентстве. Вообще-то, он ей был симпатичен. Ей льстило, что он так сильной ею увлекся. Роб был намного выше ее — что было для нее немаловажным. После того как она порвала с Эдом, за восемь месяцев у нее было несколько мимолетных, почти ничего не значащих встреч. Поэтому, когда полтора месяца назад Роб пригласил ее где-нибудь выпить, она без лишних раздумий согласилась. Поначалу она немного смущалась, но ему удалось рассмешить ее, и встреча получилась довольно приятной. Воодушевленный этим свиданием, Роб пригласил ее на ужин. Она понимала, чем все это может закончиться, но все же приняла его приглашение. Ведь он обещал повести ее в ресторан «У Сарторио».
Там они пили отличное вино, потом ликер. А после, в подпитии, направились к нему домой в Ноттинг-Хилл[4]. Когда они сели в машину, он начал целовать ее: сначала медленно и нежно, потом крепко и страстно. Смутно понимая, что такой напор не совсем в ее вкусе, она все же уступила ему. Войдя в квартиру, они немедленно отправились в спальню. Ругая себя за то, что в таком состоянии не может до конца владеть собой, она разглядывала его лицо, пока он, выгибаясь и шумно дыша, занимался с ней сексом.
Утром в субботу она постаралась как можно быстрее уйти. Вообще-то, она любила утренние часы, но в тот день у нее раскалывалась голова, и она проклинала себя, что прошлой ночью допустила, чтобы все зашло так далеко. Меньше всего ей хотелось разговоров. Она сказала, что ей нужно ехать к родителям, и попрощалась с ним до следующей недели.
Понедельник был чудесным: было совсем немного работы, и Роб пригласил ее к себе на ужин. Хотя Джессика все еще не разобралась толком в своих чувствах, она решила пойти. Их отношения начали постепенно развиваться. Только не совсем так, как Джессика себе представляла. Сначала он ей безумно нравился. Она даже было начала думать, что из всего этого может получиться нечто стоящее. Но постепенно Роб охладел. Он перестал говорить ей комплименты, да и вообще, казалось, тяготился ею. Когда она заводила об этом разговор — главным образом, надеясь досадить ему, — он просто с ней соглашался. Джессика начала избегать его и все время находила какой-нибудь предлог, чтобы не встречаться с ним по вечерам и на выходных. В конце концов, она решилась и сказала Робу, что больше между ними ничего быть не может. Он был раздавлен этим сообщением, но разве она была виною их разрыва? Скоро Роб все забудет, а она никогда больше не будет заводить служебных романов.
После этого разговора две недели он был в отъезде, но по возвращении то и дело пытался сесть к Джессике как можно ближе. Избегая с ним встреч, она стала приходить на работу попозже, из-за чего ей доставались худшие рабочие места. Однако этим утром ей пришлось прийти раньше, а потому Роб сел по соседству и пытался как можно ближе к ней придвинуться, пока она недвусмысленно не дала ему понять, что этого делать не стоит. И вот после совещания он торопливым шагом прошел мимо ее тележки и бросил ей на колени записку. Проводив его взглядом, она распечатала конверт и стала читать:
