Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Насколько живучим был миф панславизма, видно из того, что к нему обращается даже Гитлер в «Майн Кампф»: «Я не забываю всех наглых угроз, которыми смела систематически осыпать Германию панславистская Россия». Более того, представление о России, угрожающей Европе “панславизмом”, продолжало быть актуальным и в отношении СССР. В книге Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма» (1951) прямо сказано, что «большевизм должен своим происхождением панславизму более, чем какой-либо иной идеологии или движению».
Русофобия Маркса и Энгельса, их представление о русских как реакционном народе были неразрывно связаны с ненавистью к России как государству и стране. В трудах основоположников марксизма это чувство проходит как постоянно звучащий мотив. Оно бросается в глаза и удивляет человека, который начинает читать подряд, без определенной цели, сочинения Маркса и Энгельса, – из советского марксизма этот болезненный колорит был вычищен. Эта адаптация марксизма пошла нам на пользу, но и сделала нас беззащитными против рассуждений, в которых антироссийский смысл сохранился в неявном виде.
По мнению Маркса, «народ создает государство» (а сам он порождается «кровью и почвой»). Какое же государство мог породить реакционный народ? Только реакционное. Для таких энтузиастов идеи прогресса, как Маркс и Энгельс, уже этого было достаточно, чтобы видеть в России особую реакционную силу.
Российское государство опиралось на все те силы, отношения и институты, которые в глазах Маркса были главными генераторами реакционного духа, – религию, государственное чувство, общинное крестьянство, нерыночную уравнительную психологию. Таким образом, Россия представала как активный источник реакции, бросающий вызов прогрессивным силам мировой цивилизации.
Свою неоконченную работу «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» (написана в 1856–1857 гг.) Маркс завершает так: «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира… Так же как она поступила с Золотой Ордой, Россия теперь ведет дело с Западом. Чтобы стать господином над монголами, Московия должна была татаризоваться. Чтобы стать господином над Западом, она должна цивилизоваться… оставаясь Рабом, то есть придав русским тот внешний налет цивилизации, который подготовил бы их к восприятию техники западных народов, не заражая их идеями последних» [2].
Прошло десять лет, но этот антироссийский штамп применился Марксом без изменения. На митинге в Лондоне он произнес патетическую речь: «Я спрашиваю вас, что же изменилось? Уменьшилась ли опасность со стороны России? Нет. Только умственное ослепление господствующих классов Европы дошло до предела… Путеводная звезда этой политики – мировое господство, остается неизменным. Только изворотливое правительство, господствующее над массами варваров, может в настоящее время замышлять подобные планы… Итак, для Европы существует только одна альтернатива: либо возглавляемое московитами азиатское варварство обрушится, как лавина, на ее голову, либо она должна восстановить Польшу, оградив себя таким образом от Азии двадцатью миллионами героев» [3, с. 206, 208].
Изложенные Марксом и Энгельсом после 1848 года представления о прогрессивных и реакционных народах, о реакционной буржуазной сущности крестьянства и столь же реакционной сущности славян (особенно русских) резко осложнили развитие движения революционных демократов в России. Эти представления вызвали в русском марксизме того времени раскол, который затем перерос в конфликт марксистов с русскими народниками, а затем и в конфликт меньшевиков и эсеров с большевиками.
Принципиальное неприятие положений Маркса и Энгельса в указанных выше вопросах выразил М.А. Бакунин (по свидетельству самого Энгельса, самый умелый и мужественный командир революционных войск в 1848 г. в Праге и в 1849 г. в Дрездене). Так возник его конфликт с основоположниками марксизма, привел к вражде и изгнанию Бакунина из общности марксистов, а в обществоведении СССР – к замалчиванию тех важных идей и прогнозов, которые высказал Бакунин относительно назревающей русской революции. Как сказал о Бакунине Н.А. Бердяев, «в его русском революционном мессианизме он является предшественником коммунистов».
В книге Бакунина «Кнуто-германская империя и социальная революция» [5], которая послужила ответом на серию статей Энгельса о революционных народах, славянах и крестьянах, Бакунин выдвинул тезис о том, что национальный шовинизм (ненависть к «реакционным народам») и социальный шовинизм (ненависть к «реакционному крестьянству») имеют одну и ту же природу. Оба они отражают расизм западного капитализма, который оправдывает присущую ему эксплуататорскую сущность своей якобы цивилизаторской миссией. Бакунин считает, что буржуазная идеология «заразила» этим шовинизмом и рабочий класс Запада, включая рабочих-социалистов.
Бакунин категорически отвергает представления Маркса и Энгельса о крестьянстве, об «идиотизме деревенской жизни». Он предупреждает рабочих, что этот социальный расизм в отношении крестьян не имеет под собой никаких разумных оснований. Более того, Бакунин выдвигает пророческий тезис о том, что социалистическая революция может произойти только как действие братского союза рабочего класса и крестьянства. Эта мысль была принята народниками. Позже этот тезис Ленин развил в целостную политическую доктрину (которая и стала основанием ленинизма). Но к этим установкам русские большевики пришли, только осознав опыт революции 1905–1907 годов, а марксисты-меньшевики не пришли вовсе.
Поскольку, начиная с 70-х годов ХIХ века, марксизм господствовал в умах левой и либеральной российской интеллигенции, вывод Бакунина замалчивался. Его предвидение характера назревающей русской революции как социалистической, а также совершаемой союзом рабочего класса и крестьянства, Маркс назвал «ученическим вздором». Он увидел в нем нелепую попытку низвести пролетарскую революцию в высокоразвитой Западной Европе на уровень «русских или славянских земледельческих и пастушеских народов»[2].
Следующим поколением реакционных русских революционеров, которое Маркс и Энгельс считали своим долгом разгромить, были народники. В 80-е годы ХIХ века экономисты-народники развили концепцию некапиталистического («неподражательного») пути развития хозяйства России. Один из них, В.П. Воронцов, писал: «Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем как мы его приняли чуть не за самую сущность». Это была сложная концепция, соединяющая формационный и цивилизационный подходы к изучению истории. Концепцию народников Маркс отверг категорически и очень резко, и это сыграло важную роль в судьбе революционного движения в России.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
