Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Пьяные плачут над тем, что за секунду до того, как защекотало в носу и глазах, почудилось им в себе. Они скорее играют, следуя прихоти воображения, которому свойственно комбинировать давно минувшие и недавние события, чем действительно горюют или обижаются. Внешнее обстоятельство может быть незначительным. Поэтому пьяные слезы, являющиеся по существу творческим актом, презираются и высмеиваются трезвенниками. И этих людей легко понять. Плакать — святое право больного, терпящего бедствие, кающегося, наконец. А тут алкаш кощунственно пародирует сложный рефлекторный процесс и смеет претендовать на сочувствие, а то и помощь. Да любой мог сказать Андрею Валерьяновичу: «Какое мясо, какие кошки, у тебя одного, что ли, мать покойница отменно готовила, ты один, что ли, непоправимо повзрослел в безбожии? Не позорься, иди проспись». Но тогда никакого любого рядом не случилось, и защищать авторские права на рыдания в кулачном бою не пришлось. Как водится, после слез Андрей Валерьянович слегка протрезвел и стал подниматься по лестнице. Возле его двери сидел забавный рыжий кот.
— Дурной ты? — изумился Андрей Валерьянович. — Этажом ниже надо пребывать. Там хоть надежда есть.
Сказав зверю слово «надо», человек понял, что теперь долго не сможет себя уважать. «Ты, котяра, обязан хотеть того же, чего другие хотят от тебя. Это есть цель и воспитания, и дрессуры», — смущенно усмехнулся Андрей Валерьянович, исследуя ключом труднопроходимую скважину замка. Когда дверь открылась, грязный пушистый бродяга вошел в квартиру первым. Андрей Валерьянович заставил себя нажарить рыбы, которую уже собирался выбрасывать из морозильника. И с того вечера приноровился готовить коту. И себе. Его снова стало тошнить от столовской еды. И снова по вечерам стало тянуть домой. Кот же через пару недель запросился на улицу и больше не вернулся. Теперь Андрей Валерьянович был почти уверен, что красавец с томными глазами цвета меди померещился ему спьяну.
Пришла пора переворачивать котлеты. Из одной из них горячо плеснул красный сок. Андрей Валерьянович удовлетворенно прикрыл сковородку крышкой. Кофе он уже сварил. Осталось налить его в чашку, взять сигарету и дождаться завтрака. И тут раздался звонок в дверь. Андрей Валерьянович отворил, не взглянув в глазок. Он часто забывал полюбопытствовать, кто пожаловал. Незнакомая растрепанная девушка огорошила его словами:
— Пахнет из вашей квартиры вкусно.
«Нормально, — подумал Андрей Валерьянович, — теперь молодым и напиваться не надо, чтобы зайти позавтракать. Аромат понравился — вперед!» Андрей поколебался и молча отступил в прихожую.
— Мясо жарите? С утра? — не унималась незнакомка. — А холестерин? А давление? Думаете, не беречь здоровье — смелость? Нет, это по-другому называется.
— Входите, гостьей будете. А то, знаете, одному и котлета в горло не лезет. Но есть, есть еще люди, неудержимо стремящиеся на запах.
Девушка, однако, продолжала нести чушь:
— Почему у вас почтовый ящик не запирается?
Растерявшийся Андрей Валерьянович испытал нечто, похожее на приступ трусости, и отчитался:
— Я покупаю газеты в киоске. Но если вам часто будут присылать письма, извольте, сегодня же приобрету и прилажу замок.
— Вы, Голубев, какой-то странный. Как мои письма могут попасть в ваш ящик? В карточке вашей особых отметок нет, но надо бы с Анной Юльевной посоветоваться.
— Ах, вы из поликлиники, — засмеялся Андрей Валерьянович.
— Приятно, что вы знаете участкового врача по имени и отчеству, — одобрила девушка. И вдруг завопила: — Горят, горят же ваши хваленые котлеты!
Андрей Валерьянович, не имевший привычки рекламировать свою стряпню и немного обиженный эпитетом «хваленые», ринулся в кухню. Но девушка его опередила. Выключив газ и заглянув под крышку, она утихомирилась:
— Все в порядке.
Андрей Валерьянович сообразил, что девчонка голодна, как все бездомные кошки вместе взятые.
— Раз уж вы спасли еду, половина ваша по справедливости.
— Нет, благодарю, — отвергла приглашение посланница Анны Юльевны. И с отчаянием в голосе пояснила: — Я на работе. Я опускаю в почтовые ящики вызовы на флюорографию. А ваш ящик открыт. Дай, думаю, лично вручу. Ведь кто-нибудь из озорства вытащит, вы не явитесь, и нам с доктором опять влетит от завотделением. Вы не представляете, как муторно выслушивать ее нотации!
— Пока объясняете, мы могли бы и поесть, — строго сообщил Андрей Валерьянович, который терпеть не мог разогретой еды и прямо-таки ощущал себя медленно остывающей котлетой.
— К слову, мне и Анна Юльевна велела перекусить, — вспомнила девушка. — Она знает, я не ужинаю, чтобы не толстеть, а завтракать часто не успеваю.
— Анну Юльевну надо слушаться, — усмехнулся Андрей Валерьянович.
— Хорошо. Только за столом я проведу с вами беседу о профилактике туберкулеза, — пригрозила девушка. — Чтобы время даром не пропадало.
— Или светская беседа, или до свидания, — решил Андрей Валерьянович.
— Нет, я больше не могу истекать слюной над сковородкой. Не буду про болезни, самой надоело, — пообещала она. И опять посуровела: — Где можно вымыть руки, Голубев?
— Как вас звать-величать?
— Трифонова Екатерина.
— Ванная по коридору налево, Катенька, — направил Андрей Валерьянович.
Она виновато посмотрела на него:
— А вас как зовут? Я все по фамилии, хотя хорошая фамилия, красивая…
Андрей Валерьянович назвался. И они приступили к первому в их жизни совместному завтраку. В ходе этого начинания Андрей Валерьянович понял, как нелегко прокормить молодую здоровую женщину, которая не желает полнеть только по вечерам, видимо, в сложной связи с гипотетической перспективой секса. А Катя вспомнила о том, что приготовленный и поданный не своими руками завтрак особенно вкусен и сытен. Даже посуду потом мыть приятно — одолжение ведь, не обязанность. И в поликлинику возвращаться весело. И минералку своему доктору покупать радостно. И еще Катя почему-то решила, что никому, даже Анне Юльевне, об этом не расскажет.
После Катиного ухода Андрей Валерьянович по хорошей, красивой фамилии Голубев неожиданно возжаждал коньяку. Полез в бар за бутылкой и попутно убрал с глаз долой книгу «Жизнь после жизни», которую читал перед сном. Вид у него стал суеверно-вороватый, но он об этом не догадывался. Взглянув на часы, одернул было себя: «Раненько начинаешь, Андрей». Но не внял совету разумного, предпочел пойти на поводу у невыразимого сокровенного. «Разумное, да, но лучшее ли?» — хулигански подумал Андрей Валерьянович, наливая все-таки себе тридцать граммов. Подумал он и о том, что не мальчишка уже, норму разумеет, и добавил еще двадцать граммов. Спиртное заставило душевный хронометр дать задний ход — от Кати Трифоновой Андрея Валерьяновича отделяла теперь лишь нервно спрятанная книга. Она была в моде несколько лет назад, но именно это и отвратило тогда Голубева. Общий порыв выяснить, что там, за гробовой доской, он не поддержал.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
