Она влезла в фургон и появилась оттуда уже в обнимку с упитанным мышонком, одетым в старый халат, который к тому же был ему велик. Мышонок с недовольным видом уворачивался от поцелуев и старался вырваться из объятий своей заступницы. В одной лапке он крепко сжимал маленькую пращу. Наконец, не вы-
держав слишком уж затянувшихся нежностей, он извернулся и, брыкнув задними лапками, завопил во все горло:
— Ааа-а-а-ааа! Ааа-атпусти Шалопая и пелестань меня целовать! Аааа-а-аа!
Элахим, на лапу которого упала скамейка, потирая ушибленное место, сурово посмотрел на малыша и сказал:
— Ты, Шалопай, просто маленький негодник. Ты испортил нам всю репетицию!
Его прервал Флориан, который не менее сердито добавил:
— Конечно, ты все испортил, мошенник! Немедленно извинись перед всей труппой! Ну-ка скажи: «Простите меня, я больше так не буду!»
Из-за плеча Дисум, которое он считал вполне безопасным убежищем, мышонок ухмыльнулся и, глядя на артистов с напускной покорностью, пробормотал нечто отдаленно напоминающее извинение.
Заяц устремил негодующий взгляд на Шалопая:
— Ну, что я сказал, проси прощения! Дисум нетерпеливо взмахнула лапкой:
— Он же сказал «простите», вам что, этого мало, что ли? Или вы хотите, чтобы малыш обливался горючими слезами, посыпал себе голову пеплом и валялся у вас в ногах? Неужели слова «простите» недостаточно для такого бессердечного и безжалостного тирана, как вы?
Флориан только лапами всплеснул, до глубины души пораженный этими несправедливыми словами:
— Да-а, похоже, придется нам всем обойтись без достойных извинений.
Дисум легонько похлопала мышонка по спине, словно он нуждался в ее ободрениях, и успокаивающе произнесла:
— Ну вот, мое маленькое сокровище, тебя все простили. Теперь все будет хорошо. Иди поцелуй их всех!
Еж Остроигл с ужасом отшатнулся:
— Ни за какие коврижки! Чтобы этот маленький пройдоха целовал меня! Благодарю покорно! Да он мне нос откусит! Я уж как-нибудь так обойдусь!
Флориан испуганно нацелил трость на Шалопая, словно пытаясь защититься от мышонка:
— Совершенно не нужно всех целовать и обнимать! Просто в следующий раз веди себя прилично, особенно на репетиции. Да-да, этого вполне достаточно!
Повернувшись на пятке, как заправский военный (вероятно, Флориан чувствовал себя по меньшей мере фельдмаршалом, принявшим от врага позорную капитуляцию), заяц торжественно пошел прочь. В этот миг камень из пращи Шалопая угодил точнехонько ему в хвост!
— Ай-ай-ай-ай-ай! Уууй! Бандит! Прохвост! Бездельник несчастный! Да я твой хвост на завтрак съем и не поморщусь! Дрянь ты этакая!
Вид разъяренного Флориана заставил Шалопая разразиться ужасным ревом.
— Ааа-аааа-а! Этот клолик вислоуший хочит съесть мой миленький хвостик! Аа-а! Вааа-аа-а! Я исчо маленький лебенок! Меня нельзя есть!
Дисум покрепче прижала к себе мышонка и повернулась к Флориану:
— Вы — жестокосердное чудовище! Зачем вы пугаете малыша?
Флориан сорвал с головы шляпу и принялся топтать ее.
— Сударыня, позвольте заметить вам, что этот негодник запустил в меня камнем! И попал! А еще он обозвал меня «вислоухим кроликом»! Этого вам мало?
Дисум даже лапкой притопнула от негодования:
— Хватит с меня! Еще одно слово — и я уйду из вашей труппы и заберу Шалопая с собой!
Корнерой, тот самый крот в красных спортивных брюках, лишь меланхолически покачал головой, бормоча себе под нос на кротовьем диалекте:
— Хуррр, ну уж это, хуррр-хрр, навряд ли. Нет, хуррр.
Глинокопка, кротиха в зеленом наряде, подхватила котелок и направилась к реке. Поморщившись, она взглянула на своих товарищей и фыркнула:
— Так стоять и препираться можно весь день, хуррр. Пойду-ка лучше сделаю завтрак. Хурр, языком надо есть, а не болтать ерунду.
Флориан, который привык командовать и искренне полагал, что без его приказов артисты и дня не смогут прожить, откашлялся и деловым тоном сказал:
— Да-да! Я и сам как раз хотел это предложить. Всем артистам — завтракать! Элахим, разожги костер! Остроигл, посмотри-ка, что у нас есть из припасов! Остальные — займитесь чем-нибудь сами! Делу время, а потехе — час!
Остроигл разложил скудные припасы на берегу речки, неподалеку от того места, где Глинокопка кипятила воду, подвесив котелок над маленьким костром. Элахим ушел за ветками, чтобы поддерживать огонь. Еж пригладил иголки у себя на голове и задумчиво произнес:
— Вот я, например, слишком часто остаюсь голодным, чтобы позволить этому толстому мышонку просто так уйти…
Дисум взглянула на два сморщенных яблока, корни одуванчика, зачерствевший ржаной хлеб, раскрошенный на несколько кусочков, и маленькую кучку грибов, сиротливо лежавших сбоку:
— Неужели ребенку придется голодать?!
Флориан, который по натуре был оптимистом, осмотрел скудные запасы и принялся поочередно бросать их в кипящую воду, успокаивая взволнованную мышку:
— Это совершенно невозможно! Я бы даже сказал — полная чепуха! Природа сама снабдила нас всем необходимым для чудесного питательного бульона. Так что давайте не будем отчаиваться. Да-да! Будут и у нас хорошие времена!
Суп получился ужасно невкусный, но, поскольку ничего другого не было, удивительная и великолепная, непревзойденная и незабываемая труппа бродячих артистов принялась за него, храня мрачное молчание. Звон ложек прервал Остроигл, который принялся восхвалять все те лакомства, которые ему довелось испробовать, когда он жил со всеми ежами:
— Подумать только, белый хлеб, мягкий и с поджаристой корочкой, прямо из печки! А еще мягкий ореховый сыр, желтый, как луна осенью, и свежий лучок, и все это запивалось доброй кружкой темного эля! Хо-хо! Да, скажу я вам, королевский пир!
Борракуль мечтательно прикрыл глаза:
— А еще лучше ячменные лепешки, намазанные взбитыми сливками, украшенные сочными ягодами клубники и политые медом! И конечно, холодный сидр! Вот это и есть королевский пир!
Корнерой выловил из своей миски что-то подозрительное, сморщил нос и выкинул это что-то в реку.
— Буррр, вы, короли несчастные, это самое… ешьте-ка лучше молча, а то от вашей болтовни еще больше есть хочется, хуррр!
Мышонок Шалопай отпихнул миску и, нетвердо ступая, отправился кудlа-то в сторону. Дисум резко окликнула его:
— Шалопай, ну-ка вернись сейчас же! Куда это ты понес суп?
Шалопай кивком указал на небольшой холмик возле берега:
— Тот суп плохой для маленьких. Лутше отдам его лискам.
