Чтобы пробиться наверх, путь был один: в Париж, а оттуда, под грохот выстрелов и барабанный бой, – в Италию, Испанию, Германию, Голландию, чтобы, если повезет, вернуться к себе в Беарн богатым и знатным, доживать остаток жизни помещиком или губернатором, а если не повезет – остаться лежать где-нибудь под Нердлингеном или Маастрихтом, завещав новоприобретенный титул детям, которых, возможно, и не видел. В результате гасконцы не только вписали имя своей родины в военную историю Франции, но и оказали влияние на французский язык: слово «кадет» (cadet), означающее младшего сына, происходит от гасконского «capdet» – «капитан», «военачальник».
С легкой руки беарнца Генриха IV гасконцы начали активное проникновение в политику и высшее военное командование. Не было такого гасконского кадета, который не мечтал бы стать маршалом, благо за примерами далеко ходить не приходилось. В XVII веке они уже были повсюду, образовав настоящую «мафию». Во французской гвардии были целые роты, составленные сплошь из гасконских кадетов; немало их облачилось и в голубые плащи королевских мушкетеров – элитного подразделения, капитаном которого считался сам король.
Франция, молодое (в политическом плане) государство, укрепляла свои позиции с помощью молодежи: Людовик XIII умер, не дожив до сорока трех лет; его сын Людовик Богоданный провозгласил себя «своим собственным главным министром», когда ему было двадцать три года; будущий военный министр Лувуа получил должность государственного секретаря четырнадцати лет от роду. Мушкетеры, врывавшиеся со шпагами в руках во вражеские равелины, вселяли ужас во врага еще и тем, что были порой безусыми юнцами – семнадцати-двадцати лет. Самых отчаянных храбрецов награждали крестом Людовика Святого; среди кавалеров этого ордена был Этьен дез Эшероль, ставший солдатом в девять лет, а в двенадцать попавший в плен из-за ранения саблей в лицо; впоследствии он был ранен еще семь раз, стал полковником кавалерии и получил жалованное дворянство. Рядом с молодыми находились ветераны, сохранившие юношеский задор: юных мушкетеров вел в бой под Маастрихтом шестидесятитрехлетний д'Артаньян, а маршал де Виллар в последний раз скакал в конную атаку в восемьдесят один год.
Начиная с Ришелье и Людовика XIII, французские монархи и министры непрестанно занимались реформой армии. В 1640 году Ришелье ввел новую систему комплектования войск – теперь все города Франции были обязаны поставлять по разнарядке определенное число новобранцев, которые помимо обычного жалованья получали прибавку в размере 12 ливров – немалая сумма. Кроме того, был сокращен срок службы (до шести лет), что облегчало задачу рекрутирования. Старослужащим, соглашавшимся остаться на «сверхсрочку», предоставляли льготы. В условиях массовой нищеты солдатская жизнь, несмотря на смертельный риск, многим крестьянам представлялась сытой и обеспеченной. При Людовике XIV, в период между Деволюционной войной и войной за Испанское наследство, личный состав королевских войск, включая регулярные и вспомогательные (ополчение), вырос втрое. Франция одна могла выставить почти столько же солдат, сколько все страны Европы вместе взятые. (Правда, этот солдат получал жалованье два су в день, серый хлеб, пинту вина или пива, в зависимости от того, в каких краях находился, и, будучи за границей, жил за счет местного населения.)
Армия начала обзаводиться казармами, складами, арсеналами, постепенно превращаясь из «частной лавочки» в «государственное предприятие». Всем необходимым – хлебом, вином, соломой, фуражом, одеждой, обувью, оружием, боеприпасами – ее обеспечивали, заключая договоры с частными снабженцами. Наконец-то при воинских частях появились санитарные службы, корпус военных врачей; изувеченные солдаты теперь находили приют в Доме инвалидов и не были обречены на нищенство. Военные министры и сам король занимались перевооружением армии, принимали энергичные меры для утверждения дисциплины в войсках. В крупных городах открывались военные академии для обеспечения армии кадровыми офицерами из дворян. Действовала система поощрений в виде награждения чинами и орденскими лентами. Но все равно победы вырывали отчаянной отвагой, а не тщательной подготовкой и военным искусством. В XVIII веке мотовство, воровство, некомпетентность и безалаберность сделали свое дело: после нелепо закончившейся войны за Австрийское наследство следующую – Семилетнюю – войну Франция проиграла и, обремененная долгами, так и не успев восстановить свои позиции, оказалась ввергнута в пучину смуты, гражданской войны и иностранной интервенции.
Короли воспринимали войну как развлечение и отправлялись туда со всем двором, включая дам, захватив с собой художников, чтобы запечатлеть самые прекрасные моменты сражений. Простые люди твердили молитву: «Господи, отведи от нас голод, чуму и войну!» Войны действительно велись с большой жестокостью. Пускай в истории есть примеры великодушия и даже галантности[3], проявленных теми или иными полководцами, в целом войны несли с собой смерть, горе и разорение. Обескровленная Лотарингия, захваченная французами, не могла восстановиться на протяжении двух поколений. Во время войны Аугсбургской лиги французские войска стремительно овладели Пфальцем, причем им было приказано использовать «самые грубые меры» и не вести переговоров. Но поскольку Франция не располагала достаточными силами, чтобы оставить гарнизон в каждом завоеванном городе, было решено стереть их с лица земли. Кафедральный собор Вормса сгорел вместе с женщинами и детьми, искавшими в нем убежища…
Одновременно с внешними в стране происходили внутренние войны – бесконечные восстания по экономическим и политическим (отмена свободы вероисповедания) причинам, причем та самая армия, которая с легкостью побеждала на внешних фронтах, несла большие потери на внутренних. В 1668 году войска под командованием Конде за три недели захватили Франш-Конте; ровно столько же времени им понадобилось, чтобы подавить восстание крестьян в области Виварэ в 1670 году.
Народные восстания никогда не были направлены против короля, от которого «дурные советники скрывали правду»; в основном народная злоба обрушивалась на сборщиков налогов. Почти все французские короли вводили «чрезвычайные» налоги для покрытия военных расходов, каждый раз обещая отменить их, когда позволят обстоятельства. Но обстоятельства все не позволяли, а на военных нуждах очень многие грели руки. Тот самый король, «отец, кормилец и судья», который объявлял своей главной обязанностью заботиться о своем народе и метал громы и молнии против тех, кто наживается на народном горе, твердой рукой посылая войска на расправу с голодающими крестьянами, отладив и усовершенствовав машину военно-полицейских репрессий.
История двух великих веков как в зеркале отразилась в истории королевских мушкетеров: рота конной охраны короля, вооруженная кавалерийскими мушкетами, была создана в 1622 году и окончательно распущена 1 января 1816 года. В ней не числилось «мертвых душ»: все мушкетеры были отважными воинами, способными сражаться как в пешем, так и в конном строю и почитавшими для себя высшей честью первыми ринуться в бой ради вящей славы своего короля. Красавцы в голубых плащах, на серых или черных скакунах были равно хороши в бою и на параде; они стали своего рода символом Франции, воплощая собой бесстрашие, мужество и непреклонность, а также особый французский шик и элегантность. Из рядов мушкетеров вышли не только крупные военачальники, но и дипломаты, администраторы, литераторы. И хотя многие на этом пути погибли в бою, пали на дуэли или умерли от болезней, не их судьба была примером для новых и новых юношей из Гаскони, Прованса, Лангедока и других окраинных провинций, седлавших коней, чтобы отправиться в столицу: им светила звезда де Тревиля и д'Артаньяна, а крест с лилиями, вышитый на голубом плаще, казался солнцем в небе… Насколько реальны были эти мечты и какой ценой приходилось платить за их осуществление, как и на какие средства жили королевские мушкетеры, на что тратили свой досуг и какую роль играли в жизни общества, мы и расскажем в этой книге.
