Сэм пожала плечами.
– И как прикажете это понимать? Так нравится вам, как Клер работает, или нет?
Она снова пожала плечами:
– Мне вначале казалось, что новенькая очень даже ничего… но… в общем, я не знаю.
– А по-моему, так Клер довольно толковая. Дадим ей время.
– Как прикажете, сэр!
Кен подошел к Сэм, встал рядом, просмотрел раскадровку.
– Джонси, – сказал он. – Я хочу, чтобы съемками занялся Джонси. Свяжитесь с ним.
– А если Джонси не сможет?
– Я уже говорил с ним. – Кен прищурился, глядя на эскиз. – «Сам по себе». Веселенькое название для шоколадки.
– Я думаю, вполне подходящее.
Босс прочитал вслух:
– «Как и у кокосового ореха, у шоколада „Сам по себе“ все самое вкусное внутри».
Он сделал шаг назад, погладил живот, повторил фразу еще раз басом. Сэм рассмеялась.
– «Шоколад „Сам по себе“, – прогремел Кен. – Плитка, которая не тает на солнце… „Сам по себе“ – первая в мире предварительно переваренная еда. Вам даже не нужно ее есть – только купить и выбросить в сортир».
Сэм улыбнулась и покачала головой. Кен закурил, и от запаха табака ее мигрень усилилась. Она смотрела, как шеф вышагивает по кабинету, разглядывает графики на стенах, – на этот год уже заказано восемнадцать рекламных роликов, а в прошлом году они сделали сорок три. Кен брал по десять тысяч фунтов за каждый день режиссуры, и фирма получала проценты от стоимости продукции. Если бы ему не нужно было возвращать долги и платить жене алименты, он бы давно уже разбогател. А если бы Кен еще сдерживал свой характер и приноравливался к быстро изменяющейся моде, то и вовсе стал бы миллионером.
– Надеюсь, вы собираетесь быть паинькой на завтрашней встрече? – поинтересовалась Сэм.
– Быть паинькой? – переспросил он.
– Да. – Она улыбнулась.
Босс кивнул, как непослушный школьник.
– На кону большие деньги, Кен.
– Смету уже составили?
– Как раз собираюсь распечатать.
Кен посмотрел на свои часы – стильные солидные часы для настоящих мачо, оснащенные шишечками и водонепроницаемые, способные выдержать погружение на глубину до пятисот метров (очень удобно при принятии ванны, заметила как-то Сэм). И предложил:
– Не хотите промочить горло?
– Нет, спасибо. Я сегодня собираюсь вернуться вовремя, чтобы успеть уложить Ники. А то вчера припозднилась.
– Да мы быстро.
– Что это вам вдруг так загорелось?
Кен сложил руку в кулак и ткнул большим пальцем вниз.
– Там открылась бильярдная. Собираюсь встретиться с двумя новыми ребятами из рекламного агентства «Лоу Говард-Спинкс». Бизнес прежде всего, – добавил он, заметив выражение ее лица.
– Скажите, какой бизнесмен! – поддразнила шефа Сэм.
* * *
«Дворники» видавшего вида «ягуара» преобразовывали дождь в прозрачную пленку на лобовом стекле, что лишь ухудшало видимость. Переживая, что Ники опять ляжет спать без нее, Сэм ехала быстро, напряженно вглядываясь в дорогу впереди. Миновала Тауэр, на зубчатых стенах которого повисла ярко освещенная взвесь дождя, затем Доклендс, сбросила скорость, свернув на Уэппинг-Хай-стрит, чтобы не слишком растрясти на брусчатке двадцатипятилетнюю старушку-машину. Проехала темный квартал строящихся домов, большой освещенный рекламный плакат, гласивший: «ОБРАЗЦОВЫЕ КВАРТИРЫ», а потом еще один: «ПРИБРЕЖНЫЕ ДОМА – ПРИБРЕЖНЫЙ СТИЛЬ ЖИЗНИ». «Купи себе стиль жизни, – подумала она. – Мне, пожалуйста, фунт салями, два арбуза и стиль жизни».
Сэм проехала по темной улице – наверное, такая же темнота царила здесь и сто лет назад, – повернула направо и направилась мимо склада на неосвещенную парковку. Вышла из автомобиля, вдохнула маслянистый соленый запах Темзы, взяла с пассажирского места дипломат, тщательно закрыла дверь и под проливным дождем поспешила к дому, опасливо поглядывая на темные закоулки. Когда под напором усилившегося ветра неожиданно задребезжала металлическая ограда, Сэм испуганно вздрогнула.
Она поднялась по ступенькам на крыльцо, и тут же с сухим металлическим щелчком автоматически включился свет. Сэм набрала код на домофоне, вошла внутрь, закрыла за собой дверь. Ее шаги отдавались гулким эхом, когда она шла по каменному полу тускло освещенного вестибюля, мимо стальных подпорок, выкрашенных в ярко-красный цвет, двух громадных дубовых бочек, установленных в нишах стены. Как ни крути, а невозможно скрыть, что это ныне жилое здание было когда-то громадным мрачным складом, построенным в стиле викторианской готики.
Сэм вошла в кабинку лифта, что означало ступить в темноту, поскольку свет зажигался только после того, как закрывалась дверь. До чего же внутри жутко. И как медленно движется лифт. Она прислонилась к стене кабинки, которая ползла на последний этаж, и подумала: «Хорошо еще, что у нас в доме всего пять этажей, а не двадцать пять, иначе за время подъема можно было бы успеть пообедать». Наконец лифт с рывком, который всегда чуть не сбивал Сэм с ног, остановился, и она, выйдя в коридор, направилась к своей двери, отперла ее и вошла в их громадную квартиру. Ники сломя голову бросился ей навстречу по коридору; рубашка выбилась из штанишек, светлые волосы падают на лицо.
– Мамуля пришла! Ура!
Она наклонилась, прижала сына к себе, и он тоже обхватил ее двумя руками, крепко поцеловал в обе щеки, а потом посмотрел на нее и торжественно сообщил:
– Я теперь инвестор.
– Да неужели, Тигренок?
– Да, инвестор! И у меня есть фортпель.
– Фортпель? – недоуменно переспросила Сэм.
– Ага! Я сегодня заработал три фунта.
– Целых три фунта? Какой молодец. И как же ты их заработал?
– Из фортпеля. Меня папа научил.
– Да что же это за фортпель такой?
Он взял мать за руку:
– Идем, я тебе покажу. – Ники посмотрел на нее, его большие голубые глаза сияли восторгом. – Мы рискуем.
– Ты рискуешь?
– Ага!
– Нужно говорить не «ага», а «да», дорогой.
– Ага, – подначил он маму, вырвал руку и побежал по коридору, на миг повернув голову. – Ага!
Сэм поставила дипломат, сняла пальто и пошла за сынишкой по громадному холлу, а потом по коридору в его спальню.
– Папа! Покажи маме, сколько денег мы заработали!
Ники стоял на красном ковре возле отца, который опустился на колени перед маленьким детским компьютером. Рядом в пепельнице дымилась сигарета, в одной руке муж Сэм держал стакан с виски, а другой стучал по клавиатуре. Высокий, крепкого сложения, Ричард Кертис даже на коленях производил впечатление великана, особенно в этой захламленной детской. Он повернулся, посмотрел на жену и улыбнулся, словно бы спрашивая: ну что, у нас все по-старому?
