В те времена принц был красив, совсем молод, но уже распущен, впрочем все еще романтичен, очень умен, образован, храбр и добр; из всех потомков Генриха IV он больше всех был похож на него, даже внешне. И лучшей похвалы, чем такое сравнение, для него не было.
Он велел испросить у своего зятя пропуск, с тем чтобы провести денек у принцессы Марии Анны, дал слово чести, что не будет видеть то, что ему не положено видеть, и никого не посвятит в свой план. А для этого переоденется так, чтобы его не узнали.
Герцог Савойский не сомневался в порядочности оклеветанного бедняги и послал ему пропуск, выразив надежду, что тот послужит ему не один раз. Филипп Орлеанский в тот же вечер облачился в наряд испанского горца (их было немало в обеих армиях), подошел к городским воротам совершенно один, показал пропуск и спросил, как пройти к дворцу.
Его ждали только на следующий день, и не было отдано никакого приказа о том, чтобы его впустили; как же явиться к герцогине в такой час, в подобном наряде и не вызвать подозрений?
Принц доверился случаю, проник в дворцовый сад, который был еще открыт из-за жары, а также потому, что Виктор Амедей давал здесь приют тем горожанам, чьи дома подвергались наибольшей опасности; в саду, таким образом, собралась значительная толпа людей.
Никем не замеченный, он бродил там, вглядываясь и лица и пытаясь найти среди встречавшихся ему людей хотя бы одного человека, который заслуживал бы доверия настолько, чтобы позволить себе заговорить с ним.
Господин регент всегда любил приключения, особенно непохожие на прежние. Ему казалось очень забавным, что он затерялся среди людей, не узнававших того, кого они так ненавидели. Впечатление, которое произвело бы на эту и без того напуганную толпу его имя, произнесенное вслух, нельзя было предугадать. Возможно, он стал бы жертвой этих людей, а вместе с ним опасности подверглась бы и герцогиня, и слепое доверие, которое эти люди питали к своему властелину, несомненно, пошатнулось бы. Естественно, что герцога Савойского при мысли о возможной оплошности шурина бросало в дрожь.
Внимательно разглядывая хорошеньких девушек и горя желанием приблизиться к ним, он обратил внимание на двух довольно элегантно одетых и чрезвычайно милых красоток, которые, беседуя, гуляли вдвоем. Он пошел вслед за юными особами, прислушиваясь к их щебетанию не столько для того, чтобы почерпнуть сведения об интересующем его предмете, сколько для того, чтобы узнать что-нибудь о них самих.
Он услышал то и другое, и случай, его бог, ему необыкновенно помог. Именно эти девушки служили горничными у герцогини, и одна из них, та, что была красивее, пользовалась, видимо, ее особым расположением.
Они рассказывали друг другу тысячу историй, связанных с дворцовыми интрижками, смеясь от всей души, несмотря на общую печаль, и сплетничая о г-же ди Сан Себастьяно, любовнице короля, как верные служанки, больше радеющие о счастье их повелительницы, нежели она сама.
В конце сада девушки разошлись; та, что была красивее, поцеловала приятельницу и вернулась во дворец, а другая тем временем пошла дальше.
Принц ждал этого мгновения и приблизился к ней.
При всей своей внешней простоте девушка не была дикарка: она не убежала от молодого и очень вежливого красавца, который, сняв шляпу, спросил, не может ли она провести его в покои госпожи герцогини и дать ему возможность поговорить с одной из ее фрейлин или с одной из ее горничных.
Девушка посмотрела на него с подозрением и, замявшись, произнесла:
«Я как раз одна из ее горничных, сударь, но чего вы хотите от ее королевского высочества?» .
«Она несомненно вознаградит того, кто введет меня к ней; у меня послание, которое она ждет».
«Письмо?»
«Нет, устное послание; мне нужно поговорить с ней самой».
«От кого вы прибыли?»
«От ее брата», — совсем тихо ответил он.
«Тсс!.. Следуйте за мной и молчите».
«Вот пропуск господина герцога Савойского, позволяющий мне свободно входить в город и выходить из него. Видите, я вас вовсе не обманываю».
Девушка ответила многозначительной улыбкой: она выросла в собственных глазах при мысли о том, что оказалась причастной к великой тайне. Она пошла вперед, знаком пригласив принца следовать за ней, и так они подошли к лестнице, ведущей к покоям герцогини и спускающейся прямо в цветник.
Девушка прошла первой, посоветовав ему ступать потише; она поднялась на два этажа, впустила его в крохотную чистенькую комнату, закрыла за собой дверь и после этого с решительным видом обратилась к нему:
«Ну а теперь скажите, чего вы хотите от госпожи герцогини?»
Принц рассмеялся:
«Я должен поговорить с ней, а не с вами, прелестное дитя».
«С нашей принцессой, какой бы доброй она ни была, поговорить не так-то просто».
«Я явился сюда от господина герцога Орлеанского, и у меня устное послание для госпожи герцогини, она ждет меня; надо только дать ей знать, что я здесь, любопытная ты кумушка».
Малышка все еще сомневалась и состроила гримаску, делавшую ее прехорошенькой. Принцу она казалась более привлекательной, чем знатные дамы, и ему страшно хотелось сказать ей об этом, а Филипп Орлеанский был не из тех мужчин, что противятся своим желаниям, если подворачивается удобный случай.
«Синьорина, назовите ваше имя, пожалуйста», — промолвил он.
«Джузеппа, сударь».
«Синьорина Джузеппа, ваша любезность не уступает вашей красоте, и я горю желанием довериться вам, если только ваше умение хранить тайну не уступает вашей любезности и вашей красоте».
«Ах, сударь, конечно, я умею хранить тайны».
«Тогда вы узнаете все. Но данное мне поручение не настолько спешно, чтобы я мог забыть о себе, перед тем как приступить к его исполнению. Я долго бродил по городу, устал и умираю от голода. Нельзя ли устроить небольшой ужин до того, как я отправлюсь к ее королевскому высочеству, ведь, возможно, там меня задержат надолго и я очень поздно вернусь к моему повелителю?»
«Я сейчас же провожу вас в буфетную».
«Да, конечно».
«Так идемте».
«Я готов… Но в буфетной станут гадать: „Кто такой это? незнакомец? Зачем он сюда явился?“»
«Это правда».
«И тогда произойдет одно из двух: вы бросите тень либо на вашу повелительницу, либо на себя».
«Вы правы».
«Так что же делать?»
«Поужинайте где-нибудь в другом месте».
«Не годится: меня не должны видеть в другом месте. Если узнают, что я француз, меня разорвут на куски».
«О Боже!» — воскликнула девушка, ужаснувшись от одной такой мысли.
