— Я слышал, как ты кричала! — заявил я. Против моей воли голос прозвучал плаксиво.
— Это я чтобы помочь им напугать тебя, — нагло ответила Сари. Она перебросила свою длинную косу через плечо.
— Мне пора бежать, — сказал Джон, взглянув на часы. — Как вернусь в гостиницу, сразу плюхнусь в бассейн. Я могу продержаться под водой неделю! — Он помахал нам забинтованной рукой на прощание и побежал к микроавтобусу.
Ну почему я сразу не заметил часы у него на руке?
Я чувствовал себя дурак дураком.
— Ну все! — гневно крикнул я дяде. — В жизни больше не куплюсь ни на одну из твоих дебильных шуточек! Никогда!
Он усмехнулся и подмигнул:
— Поспорим?
— Что там с подарком Гейба? — напомнила Сари. — Что это?
Дядя Бен выудил из кармана какой-то предмет и поднял повыше. Кулон на шнурке. Отлитый будто из прозрачного оранжевого стекла. Он сиял на солнце.
Дядя Бен вручил кулон мне. Я покатал его в руке, дивясь его необыкновенной гладкости.
— Что это? — спросил я. — Что за стекло?
— Это не стекло, — отвечал он. — Это янтарь. — Он подошел ближе, чтобы полюбоваться им вместе со мной. — Подними его повыше и загляни внутрь.
Я сделал, как он сказал. И увидел внутри огромное черное насекомое.
— Там жук какой-то, — сказал я.
— Точно, жук, — согласился дядя Бен, щуря один глаз, чтобы разглядеть его получше. — Это древний жук, и называется он «скарабей». Он утонул в янтаре четыре тысячи лет назад. Как видишь, превосходно сохранился.
— Какая гадость, — прокомментировала Сари, скорчив рожу. Она хлопнула дядю Бена по спине. — Шикарный подарок, папа. Дохлый жук. Напомни, чтобы под Рождество я не отпускала тебя за подарками!
Дядя Бен засмеялся. Потом снова повернулся ко мне.
— Священный скарабей пользовался у древних египтян огромным почетом, — сказал он и, повертев кулон в пальцах, уронил его мне на ладонь. — Они верили, что скарабей дарует бессмертие.
Я изучал темный панцирь жука, шесть колючих ножек… все сохранилось идеально.
— Скарабей даровал бессмертие, — продолжал дядя. — Но укус скарабея означал мгновенную смерть.
— Жуть, — пробормотала Сари.
— Выглядит здорово, — сказал я. — Неужели ему и впрямь четыре тысячи лет?
Он кивнул.
— Надень его на шею, Гейб. Может, в нем еще сохранилось немного былого волшебства.
Я надел шнурок через голову и спрятал кулон под футболку. Янтарь приятно холодил разгоряченную кожу.
— Спасибо, дядя Бен, — сказал я. — Чудесный подарок.
Он вытер вспотевший лоб платком.
— Идемте в палатку и выпьем чего-нибудь холодного, — предложил он.
Мы прошли всего несколько шагов… и остановились, увидев странное выражение на лице Сари.
Она дрожала всем телом. Разинув рот, она показала пальцем на мою грудь.
— Сари, что такое? — воскликнул дядя Бен.
— С… скарабей, — заикаясь, проговорила она. — Он… сбежал! Я сама видела! — Она ткнула пальцем куда-то вниз. — Он там!
— Что? — Я отвернулся от нее и нагнулся, ища скарабея.
— Ой! — вскрикнул я, почувствовав, как что-то больно впилось в тыльную сторону моей ноги.
И понял, что скарабей укусил меня.
5
Я испуганно охнул, а в голове тут же пронеслись слова дяди Бена.
«Скарабей даровал бессмертие. Но укус скарабея означал мгновенную смерть».
Мгновенную смерть?
— Не-е-е-е-ет! — взвыл я и обернулся.
И увидел Сари, стоящую на коленях. Она ухмылялась. Рука ее была вытянута.
Я понял, что это она ущипнула меня за лодыжку.
С колотящимся сердцем я выхватил кулон из-за пазухи и вгляделся в прозрачный оранжевый камень. Скарабей неподвижно покоился внутри, как и было все четыре тысячи лет.
— А-а-а-а-а-а-а! — в бешенстве взревел я. Больше всего злился я на себя.
Неужели я так и буду попадаться на любую дурную шутку, какую дядя Бен и Сари вздумают со мною сыграть? Если так, это будет чертовски длинное лето.
Мне всегда нравилась моя кузина. Не считая тех случаев, когда она доставала меня с состязаниями или слишком уж задирала нос, мы с ней всегда прекрасно ладили.
Но теперь мне хотелось от души ей врезать. Или хотя бы сказать ей что-нибудь гадкое.
Однако ничего достаточно гадкого в голову не приходило.
— Это было свинство, Сари, — хмуро произнес я, убирая кулон под футболку.
— Да, это было… а впрочем, нет! — отвечала она, страшно довольная собой.
* * *
Той ночью я лежал на спине на своей узенькой койке, уставившись в низкую брезентовую крышу, и прислушался. Прислушивался к шелесту ветра о полог палатки, к тихому поскрипыванию колышков, к хлопанью парусины.
Не думаю, что мне когда-либо в жизни было так не по себе.
Повернув голову, я видел бледный свет луны, пробивающийся сквозь щель в пологе. Видел стебли сухой пустынной травы, пронизывавшие песок. Видел мокрые пятна от ночной росы, расплывающиеся на стене палатки над моей койкой.
«Мне ни за что не уснуть», — с горечью подумал я.
Я взбивал плоскую подушку раз, наверное, двадцать, пытаясь сделать ее хоть чуточку мягче. Одеяло из грубой шерсти царапало подбородок.
Мне и прежде случалось ночевать вдали от дома. Но всегда я спал в нормальной комнате или в гостиничном номере. А не посреди безжизненной песчаной пустыни в крошечной брезентовой палатке, трепещущей на ветру.
Мне не было страшно. Всего в нескольких футах от меня на противоположной стороне палатки храпел на своей койке мой дядя.
Только тревожно. Очень, очень тревожно.
Так тревожно, что в охватившем меня напряжении я мог расслышать негромкий шелест пальм снаружи. И тихое шуршание шин, когда вдали по шоссе проезжал автомобиль.
А еще я слышал гулкие удары собственного сердца, когда что-то зашевелилось у меня на груди.
Я был так напряжен, что сразу это почувствовал.
Всего лишь щекотка. Быстрое, едва заметное движение.
Этому было единственное объяснение. Скарабей шевелился в янтарном кулоне.
На сей раз — без шуток.
Никаких шуток. Он шевелился.
Сбросив одеяло, я нашарил в темноте кулон. Вытащил его на свет. И долго смотрел на жука внутри — черного узника оранжевой темницы.
— Ты двигался? — прошептал я ему. — Ты шевелил ногами?
