Впечатлил бы их такой ответ? Ультрамарина вообще сложно поразить чем бы то ни было. С Кровавыми Ангелами дела обстояли не лучше.
Ингвар расширил ноздри и глубоко вдохнул.
Старый камень, отсыревший от остаточной влажности. В двадцати метрах внизу — смертные. Смазка фильтров двигателя, которую уже нужно менять. Выделанная кожа. Угли, привезенные издалека. Бронза, травленная кислотой, что-то чужое, появившееся лишь недавно.
Ингвар улыбнулся.
Это мой запах. Я здесь чужой, и теперь споры, которые я привез на себе через полгалактики, останутся на этих камнях. Этт знает: я больше не являюсь его частью.
Он посмотрел вверх. Проход перед ним был закрыт двумя створками из бронзы, на каждой — узелковый орнамент в виде беспорядочно разбросанных драконов, кракенов и морских змеев. Створки окружал голый камень, такой же грубый и выщербленный, как полуобработанные стены тоннеля, по которому он только что прошел.
Типичное для Фенриса сочетание: мастерство исполнения, совершеннейшее в Империуме, рядом с топорной работой.
— Открывай, — сказал он, замечая, как его голос, огрубевший от перенесенных испытаний, гулко отражается от каменных сводов вокруг.
Бронзовые двери плавно раскрылись. За ними была плохо освещенная комната, наполненная резким ароматом, исходящим от чадящих бронзовых жаровен.
В темноте его поджидала одинокая фигура.
— Добро пожаловать домой, Гирфалькон, — произнес Рагнар Черная Грива.
— Итак, это правда? — поинтересовался Вальтир.
Гуннлаугур фыркнул.
— Да.
Вальтир покачал головой.
— Когда тебе сообщили? — спросил он.
— Шесть часов назад.
— Скитья! — выругался Вальтир.
— Он прибыл на транспортнике. Они не посылали за ним боевой корабль, иначе я узнал бы быстрее.
Вальтир всплеснул тонкими руками.
— То есть он вернется?
Гуннлаугур криво усмехнулся, всем своим видом говоря: «С чего бы им сообщать это мне?»
Двое воинов сидели одни, склонившись над жаровней, окруженные мелькающими тенями.
Келья Гуннлаугура находилась высоко на восточном склоне Клыка, у самого хребта, куда долетали пронизывающие ветра Асахейма из ущелья Охотника. Гробница Железного Шлема была совсем рядом. В редкие ясные дни ее можно было разглядеть через узкую бойницу на внешней стене.
Без брони воины не сильно отличались друг от друга. Гуннлаугур, носивший прозвище Раскалыватель Черепов, был немного более грузным и на палец ниже своего собеседника. На его выбритой голове еще оставались следы огненно-рыжих волос, ставшая жесткой борода имела грязно-серый оттенок, телосложение было таким же плотным и могучим, как в те времена, когда он, тогда еще смертный, сумел подняться до позиции вождя племен Галлингов. Однако он прибавил в размерах и весе из-за программы агрессивного роста мышечной массы.
Он сидел на каменной плите у огня, огромный и сгорбившийся, с меховой накидкой на плечах, вертел в руках кинжал, играл с клинком, перебрасывая его между толстых ловких пальцев.
— Мы ранены, брат, — произнес Гуннлаугур. — Посмотри сам. Мы потеряли Ульфа на Лоссанале, Свафнира — на Ктаре, Тинд пал в бою с зеленокожими.
Пока он говорил, в его темных глазах отражался теплый свет углей.
— Мы потеряли много братьев, — сказал он. — Он должен вернуться, просто чтобы мы могли продолжать битву. И куда еще он может пойти? Кто примет его?
Вальтир внимательно слушал. Его узкое лицо раскраснелось от жара, а огонь освещал паутину шрамов, которая покрывала его щеки.
Его руки были неподвижны. Вальтир никогда не играл клинками. Его длинный меч, хольдбитр, висел за спиной, как и всегда. Это оружие предназначалось только для боя, ритуалов и ухода, и даже когда его ремонтировали, он никогда не отходил от него далеко и пристально наблюдал, как железные жрецы призывают спящих духов убийства, заключенных внутри.
Мастера клинка — свердхьера — были странной породой, они охраняли свое оружие как собственных детей.
— Он захотел уйти, — сказал Вальтир. — Он мог бы остаться, и мы бы приняли его. Он мог бы претендовать на…
— Ты сделал бы тот же выбор, что и он, — ответил Гуннлаугур. — И я тоже, если бы они спросили.
Он откашлял комок слюны и выплюнул его в огонь. Из-за кислоты, входящей в состав слюны, плевок неприятно зашипел, попав на угли.
— Я мог бы возразить, — сказал Гуннлаугур. — У Черной Гривы есть Кровавый Коготь, который тоже ожидает решения. Он хочет отдать его нам, чтобы вернуть в строй. С ним нас будет шестеро, этого достаточно, чтобы снова выйти на охоту.
Вальтир фыркнул.
— Так вот сколько нас осталось?
Гуннлаугур кивнул.
— Многие стаи несут потери, — сказал он. — Каждый долгий год все больше Волков возвращаются ослабленными. Помнишь, когда погиб Хьортур? Помнишь, как это нас потрясло? Скажи честно, сейчас бы ты удивился, если бы услышал, что веранги погиб на охоте?
Вальтир ухмыльнулся:
— Да, если бы это был ты.
Гуннлаугур не стал улыбаться в ответ. Он уставился в огонь, клинок крутился и сверкал в его рассеянно двигающихся руках.
— Я возьму Кровавого Когтя, — произнес он. — Нам нужна новая кровь, а он сможет быстро всему научиться у Ольгейра. А что до него…
Вальтир твердо посмотрел Гуннлаугуру в глаза.
— Черная Грива сделает выбор, — сказал он.
Гуннлаугур медленно кивнул.
— Это да.
Он остановил вращение кинжала.
— Наш Молодой Король, — произнес он, закатив глаза. — У него клыки едва прорезались. Куда, во имя Хель, мы катимся, брат?
На какой-то миг ему показалось, что у Вальтира найдется ответ. Но мастер клинка только покачал выбритой головой.
— Я совсем не тот, у кого это нужно спрашивать, — ответил он.
Ингвар стоял перед Черной Гривой. По привычке он скользил взглядом по доспехам ярла в поисках слабых мест, оценивал сильные стороны, просчитывал наиболее удобные варианты атаки. Это происходило автоматически, так же бессознательно, как дыхание.
Результаты охладили его пыл. Когда Ингвар еще служил в составе стаи на Фенрисе, он почти ничего не слышал о Рагнаре Черная Грива — это был Кровавый Коготь в Великой роте Берека, который жаждал блистательного будущего, но такими же были многие своевольные берсерки, которых они подняли со льдов.
Теперь, спустя шесть десятилетий, щенок вырос.
На лице Рагнара все еще лежал мягкий отсвет молодости, однако его доспехи были выщерблены так же, как у любого другого ярла, увешаны потускневшими от времени трофеями, говорящими о сотнях поверженных врагов, с нанесенными старыми символами роты Берека в виде сжатого кулака рядом с его собственной геральдикой — головой воющего волка. Задубевшая от возраста шкура черногривого волка была наброшена на покрытые рунами наплечники. Огромный цепной меч, весь в зазубринах и царапинах от постоянного использования, висел у него на боку.
