Глава первая
На пороге войны
В конце восьмидесятых годов восемнадцатого столетия Россия вступала в новую полосу больших европейских войн. И если на северных рубежах жаждал реванша за Полтаву и Гангут самолюбивый и азартный шведский король Густав Третий, то в придунайских степях собиралось неисчислимое турецкое воинство, чтобы вновь навалиться всею силой на дерзких московитов.
В Петербурге нервничали изрядно. Императрица Екатерина Вторая войны не желала. Наши силы на юге были в сравнении с турками явно неравными. Новостроенный Черноморский флот состоял всего из шести линейных кораблей, полутора десятков фрегатов и нескольких десятков более мелких судов.
Для удобства флот, правда, разделили на две эскадры: Корабельную контр-адмирала Войновича в Севастополе и Лиманскую контр-адмирала Мордвинова в Херсоне. Но, как первая, так и вторая эскадры, были все равно очень слабы для столкновения с огромным турецким флотом. Не лучше было положение дел и в армии. Пустынные степи только начинали заселяться переселенцами. А из трех рекрут, что гнали из русской глубинки до черноморских берегов, доходил лишь один.
Между тем шли уже последние мирные месяцы….
Еще в феврале 1787 года министр иностранных дел Высокой Порты – реис-эфенди Нишаджи Сулейман-эфенди, известный своей ненавистью к России и сумасбродным нравом, пригласил к себе нашего представителя в Турции Лошкарева.
– Мы недовольны тем, что на наших границах стоит много ваших войск! – заявил он. – Неужели мы больше не друзья?
Лошкарев, понимая, что реис-эфенди говорит с подачи английского посла, к которому всегда прислушивался, был с ответом резок:
– Вы слушаете советы мнимых друзей, кои имеют свои интересы, но не интересы Высокой Порты. Так уже было в прошлую войну, когда все пользовались выгодами, и только Порта осталась обманутой. Что же касается нашего военного ополчения на юге, то народу у нас много и такие войска мы содержим на всех границах!
– Что же вы желаете?
– Желаем же мы едино, чтобы соблюдался трактат, заключенный между нашими империями!
Министр и посланник расстались холодно.
Высокая Порта спешно вооружалась. Янычарам увеличили жалование, и они пока присмирели. В Константинопольском адмиралтействе чинился и вооружался флот. На литейном дворе день и ночь лили для кораблей новые медные пушки. В один из дней с проверкой в Топханы – турецкое адмиралтейство явился визирь Юсуф-паша, глава партии войны. Его встречал адмиралтейский начальник – чауш-баши и вице-адмирал Хассан-бей, замещавший капудан-пашу Эски-Гассана, который наводил порядок в Египте.
– Чем могу помочь, досточтимый, Хассан-бей? – вопросил великий визирь вице-адмирала, когда они испили четыре чашки крепкого кофе.
– Трудами и молитвами мы уже снарядили большую часть нашего флота, который добудет славу падишаху вселенной, вот только две последние шебеки на волне шатки и тихоходны!
– А кто их строил? – поднял бровь визирь.
– Мастер Георгий Спаи!
Визирь кивнул стоявшему в дверях капудан-баши. Тот мгновенно исчез.
Когда хозяин и гость выпили пятую чашку, капуджи-баши возник в дверном проеме снова.
– Воля господина исполнена, нечестивый мастер повешен на адмиралтейском заборе!
– Доволен ли ты моей помощью, досточтимый Хассан-бей? – повернул голову к хозяину гость.
– Спасибо тебе, о разумнейший из разумнейших! – оторопело склонил голову вице-адмирал, который только что лишился лучшего корабельного мастера. – Не зря говорят люди, что ум твой есть награда Аллаха всему миру!
– Всегда рад помочь лучшему из властителей моря! Мой палач всегда к твоим услугам!
Едва визирь покинул адмиралтейство, раздосадованный Хассан-бей принялся диктовать письмо султану, в котором слезно просил нанять у англов или франков хотя бы одного корабельного мастера, так как свой «внезапно неожиданной болезнью помер», а заодно и морских офицеров. Французы оказались понятливыми, и буквально через полтора месяца из Марселя прибыл известный корабельный мастер Лероа с помощниками. Вместе с ними появились и военные инструктора, которые должны были помочь туркам воевать в море по-европейски.
То, что увидели французские офицеры в турецком флоте, повергло их в полное изумление. Удивляться и на самом деле было чему! Целыми днями турецкие матросы валялись у своих пушек на войлоках, там же курили свои длинные трубки и пили кофе, больше их совершенно ничего не волновало. Зато в каждом орудийном деке имелось по две кофейни, где беспрестанно жарили и варили крепчайший кофе. Обходя корабль, редко можно было встретить спешащего куда-то матроса. Все только лежали, курили и кайфовали. Когда же инструкторы по собственной инициативе лазили на салинг, то турки собирались поглазеть на это действо, как на настоящее чудо, потому, как сами без хлыста и понуканий никогда бы туда не полезли.
Но ужасней всего было для педантов французов то, что в крюйт-камерах порох был насыпан на палубу кучами, а ее содержатель лежал рядом с открытым люком, лениво попыхивая чубуком.
