Ломщик[2]
Город Новотроицк был примечателен в нескольких аспектах. Во-первых, там вовсю чадил Орско-Халиловский металлургический комбинат. Чадил так, что снег на улицах зимой лежал желтый. А после дождя на одежде оставались такие же желтые разводы. На дочери начальника одного из цехов я скоропалительно женился. Во-вторых, на всю Россию городок славился красивейшими девками. Говорят, что виной сему феномену гремучая примесь казахской и башкирской кровей. Но факт остается фактом – таких шедевров и в таких количествах я нигде больше не встречал. В-третьих, в городе функционировала сильнейшая на Урале секция каратэ братьев Ларионовых.
Вот там-то я занялся карате уже серьезно. Уж не знаю, в чем секрет, то ли тренеры Юра и Гена были талантливые, то ли ребята местные были настоящими самураями, но команда стотысячного Новотроицка выигрывала матчевые встречи у Оренбурга 9:1, у Нижнего Тагила – 7:3, побеждала каратистов Челябинска и Свердловска. Самыми отчетливыми рубаками были крепыш Коля Шерабакин и молчаливый, сумрачный аскет Олег Кулигин. А тренер Ларионов-старший стал моим подельником по следующей «делюге».
Используя «куклы», мы кидали местных барыг, «покупая» у них японскую аппаратуру – «Шарпы», «Панасоники», «Тошиба».
Однажды, как обычно, «кинули» одного новотроицкого черта. Новотроицк город небольшой, хотя я был в парике, жена потерпевшего Лебедева меня узнала. Ко мне в дискоклубе «Радуга» подрулил знакомый деляга Андрон.
– Миша, это мой аппарат. Лебедев просто продавец, верните.
– Андрон, со всем уважением, я же не один. Как я тебе верну? Одну треть что ли?
Ведь «куклу» доказать не возможно, если за руку не схватить. А тут Андрон «замусорился» и дал показания: «В разговоре со мной Михаил признал факт мошенничества». На основании его слов меня арестовали. В камере я вскрыл вены, менты повезли в больницу штопать. В приемном покое притворился еле живым от потери крови. Конвой утратил бдительность и я сбежал. С этой минуты началась моя жизнь профессионального преступника.
Я перешел на нелегальное положение. Матерый новотроицкий рецидивист Толя Птенец обучил меня «ломке». И не только «ломке». Он был на пять лет старше меня, но по психологии, знанию людей мог дать сто очков форы. Помимо малолетки Птенец уже дважды отсидел на строгом режиме. Внешне Толян мало походил на старого арестанта, измученного лагерными лишениями. Такой плотный, мордастый крепыш среднего роста с наглым, стеклянным взглядом смешливых глаз. На мою беду, Птенец был человеком властным и сугубо авторитарным. За короткий срок первой ходки я не избавился от фраерских замашек и это его чувствительно раздражало. То я не так сказал, то не во время сделал. Не так оделся, не к тем телкам подрулил. Толяна бесило, допустим, то, что я не мог пропустить ни одного газетного стенда: «Что ты там читаешь? Одно и то же во всех газетах!!!». Он требовал, что бы я выбросил и не таскал всюду с собой солидный фолиант «Великая Отечественная Война 1941–1945 гг.», который я где-то украл…
С Птенцом. Урал 2008 год.
Я терпел, но в ответ не упускал случая расквитаться. И когда Птенец вдохновенно охмурял гарных украинских дивчин, рассказывая об Америке, я ехидно замечал, что Вашингтон стоит на реке Потомак, а не на Гудзоне, как он только что утверждал. Однако с горем пополам притерлись к друг другу и дали затяжную гастроль по Союзу – Лямбург, Харьков, Сочи… Где-то украли, где-то «сломали». Птенец события не форсировал и к работе меня подпускал поэтапно, «ломал» сам. Это работа тонкая. Если фокусам с деньгами за пару часов можно и обезьяну научить, то артистизму, мгновенной реакции на «запал» – гораздо сложнее. Не каждому дано притворится сельским лохом, влюбленно глазеющим на фирменные джинсы. Наивно смотреть в глаза потерпевшему, одновременно «наказывая» его на половину суммы. Моя роль была скорее охранно-вспомогательной.
Я многому учился у Птенца, но противоречия наши нарастали, как снежный ком. Ведь я сам был прирожденным лидером и не привык находиться на вторых ролях.
