Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
Следует подчеркнуть, что на Пушечном дворе наряду с русскими литейщиками работали и иностранцы, подписавшие контракт с русским правительством. По его условиям они должны были, как и русские мастера, набирать учеников и делиться известными им секретами как с подмастерьями, так и с другими мастерами. На практике этого часто не происходило, и поэтому между русскими и иноземными мастерами существовала неофициальная конкуренция за заказы и благорасположение основного заказчика – царя или церкви. Впрочем, это соперничество благотворно сказывалось на качестве продукции. С не оправдавшими доверие иностранными специалистами контракт разрывали. Так, например, пушки, изготовленные иноземцем Крейдером, с которым был заключен контракт в 1598 г., оказались настолько некачественными, что контракт с ним был разорван.
В условиях начавшейся Ливонской войны имела место практика использования труда военнопленных. Так, в 1556 г. русские власти издали распоряжение, согласно которому дворянам и детям боярским под страхом жестокого наказания воспрещалось продавать немецких пленников. Тех из них, кто был сведущ в изготовлении руды, серебряном, золотном, медном, оловянном деле, было приказано доставлять в Москву для последующего определения на работу, в т. ч. по Пушкарскому приказу.
Пополнение кадров литейщиков шло через ученичество. Своих учеников каждый мастер набирал самостоятельно, как правило, руководствуясь собственными критериями отбора. Правда, учитывая, что в России в XVI–XVII вв. интенсивно шел процесс закрепощения, предпочитали брать в подмастерья лично свободных людей, не обремененных финансовой или личной зависимостью к духовным или светским феодалам. Поэтому в основном это были не крестьяне, а жители городских посадов, дети купцов и мелких дьяков. Семейственность поощрялась. Часто учениками мастера становились дети или родственники его коллег по цеху. Так формировались знаменитые династии литейщиков Моториных, Даниловых, Осиповых и др. Кстати говоря, именно поэтому большинство биографов Андрея Чохова сходится в убеждении, что сам он происходил из посадских людей, а отец его занимался каким-либо ремеслом в Москве и отдал сына в ученичество на крупнейшую русскую мануфактуру, которой тогда был Пушечный двор.
«Московский пушечный двор». Художник А.М. Васнецов.
Ученик поступал в полное распоряжение к мастеру, который должен был его обеспечить жильем, одеждой, пропитанием и инструментом. Мастер должен был обучить ученика всему, что знает сам. Поступление в ученье оформлялось т. н. жилой записью в Холопьем приказе, которая гарантировала ученика от возможной мобилизации, принудительного переселения и прочих превратностей жизни того времени. «Жилые записи» скреплялись вдобавок поручными записями двоих или более поручителей, которые, в свою очередь, гарантировали мастеру возмещение убытков в случае, если ученик не сможет выполнять свои обязанности. Сумма штрафа по тем временам была немаленькой: от 10 до 50 рублей.
«В приказе московских времен». Художник С. Иванов.
В некоторых случаях поручные записи оговаривают условия, при которых штраф выплачиваться не может: например, признавая право мастера «за пьянство и за всякое дурно смирять смотря по вине», поручные записи, как правило, фиксировали пункт, согласно которому штраф не выплачивается в случае, если ученик получил увечья вследствие побоев мастера. Такая постановка вопроса в какой-то мере ограничивала произвол мастера над учеником. «Жилые записи» обычно оговаривали срок пребывания в учениках пятью годами.
При этом довольно часто имело место пребывание в учениках на десятилетие и более. Причиной этого был дефицит вакансий на Пушечном дворе – основном работодателе подготовленных там литейщиков. Максимальное за всю историю Пушечного двора количество мастеров было зафиксировано в 1683 г. Тогда работало 8 литцов пушек и 3 колокольных мастера. А поскольку каждый из них имел по десять, а то и более учеников, конкуренция на каждую свободную вакансию была довольно велика. Ближайшие конкуренты Пушечного двора – богатые монастыри, которые могли позволить себе содержать нескольких литейщиков для литья колоколов и прочей церковной утвари, а также немногочисленные частные литейные заводики – не решали проблему.
Правда, когда производственных мощностей Пушечного двора не хватало для выполнения крупного государственного заказа, правительство передавало некоторые подряды «частникам». Сохранилось несколько текстов таких подрядных договоров, правда, относящихся к концу XVII в. Так, некоему мещанину близ Киево-Печерского монастыря в Киеве было поручено отлить 5 гаубиц и 50 трехфунтовых пушек по предоставленным правительством образцам и из сырья, предоставленного казной. По условиям сделки оплата работы велась не по конечному результату а по 20 алтын (60 коп.) за каждый пуд совокупного веса отлитых пушек. Однако в случае выявленных в пушке дефектов переливать ее изготовитель должен был за свой счет. Срок изготовления заказа был определен в три месяца. Судя по росписям Пушкарского приказа, этот контракт был выполнен в срок. А вот взявшийся на тех же условиях изготовить пушки для укрепления Костромы местный мещанин Архипко Комаев со своей задачей не справился, ибо, как следует из записи, «пищали были худы не против образца».
По окончании ученичества, для того, чтобы перейти в мастера, ученики должны были выполнить пробную работу «на образец». Оценка выполненной работы проводилась мастером в присутствии других мастеров, что должно было гарантировать объективность оценки. Ученик, чья работа признавалась удачной, переводился (при наличии вакансии) в разряд мастеров с окладом в соответствии с их квалификацией. Однако же не все ученики допускались к итоговому экзамену. Есть свидетельства того, что многие ученики литцов переводились от одного мастера к другому и даже меняли свою специализацию: от пушек на колокола, а от них на изготовление церковной утвари. Так что при отсутствии старания и умения можно было провести в учениках всю жизнь, довольствуясь скромным жалованьем в 5–7 рублей в год за участие в работе своего мастера или его коллег.
«Приказ в Москве». Художник С.В. Янов.
А на Сретенке, недалеко от территории Пушечного двора, возникла целая Пушечная слобода, где селились литейщики и прочий персонал, обслуживавший это производство. Еще долго это место называлось в Москве «Пушкари». Слобода эта мало отличалась от других городских посадов, если бы не одно обстоятельство. Благодаря сохранившимся запискам того же Онисима Михайлова мы знаем, что для обеспечения режима сохранения государственных секретов пушкарям было предписано, чтобы у домов мастеровых людей «двери и окна устроити надобно во двор, а не на улицу» – от чужих глаз подальше.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
