Как и все мальчики, Володя любил играть в солдатиков. Под руководством старшего брата дети вырезали из бумаги целые армии и устраивали сражения. Володя неизменно раскрашивал своих солдатиков в цвета армии северян времен Гражданской войны в США. Разгадка проста – к числу любимых книг мальчика принадлежал знаменитый роман Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Книга, посвященная борьбе негров-рабов за свободу, глубоко потрясла мальчика и стояла в его комнате на почетном месте. При желании именно чтение этой книги можно считать началом того пути, который превратил Ульянова в Ленина.
Но не будем забегать вперед. Володю, как и других детей в семье Ульяновых, начали рано готовить к поступлению в гимназию. Много внимания его обучению уделяла мать; однако нанимали и репетиторов, молодых учителей, знакомых Илье Николаевичу. Родители не стали отдавать Володю в подготовительный класс, решив, что домашнее образование окажется эффективнее. И они оказались правы; по крайней мере, в 1879 году мальчик без особых проблем сдал сложные экзамены в Симбирскую классическую гимназию и был зачислен в первый класс вместе с 29 сверстниками. В той же гимназии, но несколькими классами старше, учился и его брат Саша.
Гимназия в дореволюционной России считалась элитной школой, открывавшей перед выпускником двери для поступления в университет и дальнейшей карьеры. Учились там в основном дети представителей российского среднего класса. Выходцы из низших слоев, пусть даже очень одаренные, имели мало шансов преуспеть – хотя бы потому, что обучение в гимназии было платным. Спустя несколько лет, в 1887 году, правительство и вовсе примет печально известный «циркуляр о кухаркиных детях», в результате чего, как было сказано в самом документе, «гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Учиться в гимназии было сложно. Уже в первом классе ученики должны были проводить в классах по 28 часов в неделю, восемь из которых были уроками латыни. Позднее к латыни добавлялся древнегреческий, так что к выпускному восьмому классу на древние языки приходилась примерно половина учебного времени. Столь важное место отводилось им не только потому, что изучение классической латыни и древнегреческого считалось отличной гимнастикой для ума. Чтение текстов античных авторов, полагали педагоги того времени, способствует воспитанию молодежи, прививает им правильную систему ценностей, учит добродетели.
Разумеется, знакомство с произведениями Цицерона, Гомера и Геродота не могло повредить подросткам. Однако проблема заключалась в том, что другим предметам уделялось явно недостаточно внимания. Гимназисты учили французский и немецкий языки, однако естественно-научные дисциплины (физика, химия, биология) преподавались в минимальном объеме. Весьма ограниченным и однобоким было и знакомство с русской литературой. Гимназисты должны были заучивать огромное количество стихотворений, однако все произведения, в которых был малейший намек на неблагонадежность, были исключены из школьной программы. Более того, директор гимназии даже запретил ученикам посещать городскую Карамзинскую библиотеку!
К слову сказать, этим директором был Федор Михайлович Керенский – отец того самого Александра Керенского, недолгое правление которого много лет спустя прервет бывший гимназист Володя Ульянов. Последний глава Временного правительства был на 11 лет моложе Ленина. Позднее, находясь в эмиграции, он вспоминал, что совсем маленьким мальчиком бывал с отцом в доме Ульяновых.
Ежегодно гимназисты должны были сдавать письменные, а иногда еще и устные экзамены. По их результатам многие оставались на второй год либо вовсе покидали учебное заведение. Достаточно сказать, что из набора 1879 года до получения аттестата зрелости дошли, ни разу не оставшись на второй год, лишь 8 гимназистов.
Но вернемся к Володе. На момент поступления в гимназию он был самым младшим в своем классе – ему было 9 лет и 4 месяца, в то время как минимальным возрастом считался 10-летний. Описывая его учебу в гимназии, трудно избежать шаблонных фраз, которыми обычно характеризуют отличников и которые в изобилии встречаются в биографиях знаменитостей. Учеба давалась Володе легко. В то время как многие его одноклассники не выдерживали огромной нагрузки и суровой дисциплины и «сходили с дистанции», будущий вождь революции получал только отличные оценки. Сказались качество домашнего образования и любовь к упорному труду, привитая с детства. Но налицо были и немалые способности мальчика; отец даже опасался, что Володя слишком легко справляется с нагрузкой и из-за этого не сможет воспитать в себе должного усердия. Любимыми предметами Владимира были древние языки (которыми он владел в совершенстве) и история.
«Способности он имел совершенно исключительные, – вспоминал впоследствии один из его одноклассников, Александр Наумов, писавший свои мемуары в эмиграции и потому не имевший никаких поводов восхвалять вождя. – Обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной наблюдательностью и необычайной работоспособностью, (…) я все шесть лет прожил с ним в гимназии бок о бок, и я не знаю случая, когда Володя Ульянов не смог бы найти точного и исчерпывающего ответа на какой-либо вопрос по любому предмету. Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно-справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей. Как только Ульянов появлялся в классе, тотчас же его обычно окружали со всех сторон товарищи, прося то перевести, то решить задачку. Ульянов охотно помогал всем, но настолько мне тогда казалось, он все же недолюбливал таких господ, норовивших жить и учиться за чужой труд и ум».
Другой одноклассник Ленина, поэт Аполлон Коринфский, вынес из гимназии похожие впечатления: «Не по годам серьезный, относящийся к приготовлению уроков, как к некоему священнодействию, но не имеющий надобности прибегать к практикующейся менее способными товарищами по классу «зубрежке», пробудивший во мне старые воспоминания «однокашник» – наш первый ученик. (…) Первый из сорока пяти, неизменный «пятерочник». (…) Семь лет мы были с ним вместе в гимназии, и он во все продолжение их оставался первым. Все предметы – от чистописания в младшем и до тригонометрии, космографии и логики в старших классах – были для него одинаково серьезными. И «латинист», и «грек», и «математик», и «словесник» – все учителя были для него непреложными вещателями истины, без основательного познания каковой непременно ощущался бы пробел в его образовании (…). И нужно было видеть, каким лихорадочным румянцем вспыхивало его лицо – до корней волос – в тех редких случаях, когда почему-либо он не мог сразу ответить на внезапно заставший его отвлеченное внимание вопрос того или другого преподавателя (…). Но на редкость обостренная сообразительность всякий раз вызволяла мальчика из непривычных затруднений. «Позвольте подумать! Сейчас, сейчас! – молящим тоном, торопливо повторял он. – Да, да… Сейчас…» И действительно, тотчас же разрешал смутивший было его на несколько мгновений вопрос. Непоколебимая репутация «первого из сорока пяти» блистательно восстанавливалась».
Ульянов-гимназист.
