Книга Взрослые игры - Тереза Тотен

Выглядело это так, будто платяной шкаф Оливии стошнило на кровать. Пять темно-бордовых школьных пиджаков, от очень приталенных до скроенных в мужском стиле, и от новеньких с иголочки до очаровательно поношенных, сражались с одиннадцатью кипенно-белыми рубашками родом скорее из «Барнис», чем из магазина для школьников. Из-под этой кучи выглядывали четыре юбки-шотландки серой шерсти с обязательной серебряной булавкой от Тиффани – короткие и очень короткие, и крысиное гнездо темно-бордовых галстуков в серую полоску. Была там и небольшая гора колгот самых разных оттенков и плотности – она так и не распаковала их, и едва ли когда-нибудь распакует. Старшеклассницы ни за что не наденут колготы даже в разгар метели, а тем более – осенью. Старшеклассницы носят гольфы с резинкой, растянутой настолько, что их постоянно приходится подтягивать вверх. Это была униформа внутри униформы – такие вещи вечны.

Оливия смяла одну из белоснежных рубашек, а потом еще и села на нее, натягивая свои мешковатые гольфы. Покончив с этим, она заправила свежепомятую рубашку во вторую из своих самых коротких юбок и потянулась за самым приталенным пиджаком. Это было ее третье переодевание, и на этот раз все было правильно – точное соотношение ухоженности и небрежности.

Так повторялось из раза в раз. Ровно тридцать пять минут под обжигающим душем, и она спешно сортирует и отбрасывает содержимое гардероба. Сделав наконец выбор, девушка мчится обратно в ванную, где тридцать семь минут занимается укладкой и макияжем, после чего выглядит посвежевшей. Чтобы сэкономить пару минут, она заглатывает свои лекарства вместе с зеленым смузи, который на скорую руку готовит ей Анка. Завтрак окончен, горничная плетется в комнату Оливии, чтобы убрать одежду в шкаф, пока Оливия втискивает ноги в маловатые-ровно-на-размер и как-надо-потертые «мартенсы» и хватает свой черный рюкзак от «Прада». Она «идеальна». Не то чтобы это имело значение. Просто это вошло в привычку.

Перед тем как убежать, Оливия всегда кричит: «Окей, я ушла. Пока, Анка! Хорошего тебе дня!» И Анка, глубоко зарывшаяся в гардеробной, всегда отзывается: «Удачи, мисс Оливия. Храни тебя бог». Ни одна из них не слышит, что именно ей говорят, но каждая уверена, что ей пожелали полного чудес дня.

Вэйверли, красивый старый каменный особняк, располагался в паре кварталов от дома, на Пятой авеню. Оливия всегда использовала эту пешую прогулку, чтобы подготовиться. В этом году она даже пару раз молилась по пути туда. Это было ново. Молитвы не входили в программу когнитивно-поведенческой терапии, предписанной ей в прошлом году в клинике Хьюстона, но ими увлекалась соседка по палате, Джеки, у которой было обсессивно-компульсивное расстройство в терминальной стадии и порезы. Джеки утверждала, что это помогает от «капканов» в голове, да и чем могла навредить молитва? Сочтя это рассуждение здравым, Оливия с безразличным энтузиазмом стала изредка молиться.

Она скользнула в богато украшенные резьбой двери Вэйверли, прошла мимо своего шкафчика прямо к кабинету углубленного английского мисс Хорнбэк. Оливия кивнула, улыбнулась и сказала «привет» всем правильным девочкам. Она даже изобразила интерес, когда Мэдисон Беннер рассказывала с нервным придыханием о новом сказочном специалисте по связям с общественностью.

– Погодите, вы его еще не видели! О боже! Нет, правда. За сотню лет здесь не было никого круче!

– Все так говорят. Не терпится взглянуть! – Оливия произнесла это с завистью в голосе – это именно та эмоция, которую от нее ждали. Маленькая, ничего не стоящая победа.

Она собиралась с духом в ожидании английского и Сильвии Плат.[4] Плат у Оливии «не пошла», хотя должна была бы, и от этого замысловатость ее стихов раздражала лишь сильнее. На уроке должны были обсуждать «Леди Лазарь». Оливия могла бы проанализировать эти стихи, но для Хорнбэк, которая всегда хотела, чтобы ее ученики воспринимали материал эмоционально, на разрыв аорты, этого было недостаточно.

Оливии придется нанять репетитора, и очень скоро.

– Пристегните ремни, вас ждет вынос мозга.

Это была новенькая стипендиатка, с Запада или откуда-то оттуда. Оливия уже успела заметить, как другие старшеклассницы оценивали ее, выносили вердикт, и наконец начали за нее борьбу. Девушка принялась рыться в своей сумке: «Хлоэ», из прошлогодней коллекции, но тем не менее – «Хлоэ». Она, вероятно, была гением, раз сумела выделиться в школе, где гениев было – не протолкнуться.

– Думаешь? Я этого не перенесу, – ответила Оливия. – Я и Плат катастрофически несовместимы.

У стипендиатки были шикарные волосы. Золотисто-пепельные, как и у большинства девушек в школе, но уложенные в свободную прическу вроде пляжной – чуть-чуть небрежная, чуть-чуть оконтуренная. Превосходно. Вспомнив о Плат, Оливия вновь почувствовала раздражение.

Стипендиатка сочувственно закатила глаза. И даже эта гримаса шла ей.

– Плат для меня – слишком просто. Чтобы понять ее, нужно быть с сумасшедшинкой.

И она умело носила пиджак. Может быть, купленный в секонд-хенде, но в модном мужском стиле. Девушки все еще теснились у стульев в задней части маленькой лекционной комнаты.