Ползая у ног гиганта, она разглядела великолепный кинжал с костяной рукоятью, заткнутый за голенище его высокого сапога. Не в силах противиться искушению, она вытащила кинжал так искусно, что никто и не заметил, как она спрятала добычу в своем башмаке.
Взгляд девушки скользнул вверх вдоль ноги великана, и увиденное заставило ее затрепетать. К его поясу была пристегнута короткая шпага, острая и опасная, как, видно, и сам владелец этого оружия.
– Вы тогда сказали, что не желаете мне пыток в тюрьме Клинк и что вас приводит в ужас мысль о геенне огненной, в которой я окажусь, если вы позволите беззащитной женщине пасть жертвой…
– Да, – сказал мужчина.
Она отпустила его плащ и взглянула на него снизу вверх.
– Да, так и было. Я помню…
– Трюхарт, – пришла она ему на помощь, назвав первое пришедшее ей на память имя. – Пиппа Трюхарт.
Айдан О'Донахью повернулся к графу Лестерскому. Тот в изумлении смотрел на него.
– Вот так, – произнес темноволосый гигант. – Пиппа Трюхарт находится под моим покровительством. – Огромной, больше напоминавшей лапу медведя рукой он подхватил ее под локоть и поставил на ноги. – Признаюсь, эта маленькая плутовка временами становится неуправляема и сегодня сбежала на представление. Но теперь я точно посажу ее на короткий поводок.
Граф кивнул и потряс бородкой.
– Было бы очень любезно с вашей стороны, лорд Кастелросс.
Айдан О'Донахью повернулся и обратился к своим людям на незнакомом Пиппе языке.
Одетые в шкуры воины развернулись, строем покинули площадь, направляясь по Патерностерроу. Стременной увел с собою огромную лошадь. Гигант крепко держал Пиппу за локоть.
– Пошли, золотце, – произнес он.
– Почему вы меня называете «золотце»?
– Ну, это как-то лучше, чем «сокровище». Направляясь к низкой калитке, ведущей на Чип-сайд, она краем глаза изучала его.
– Для мавра вы довольно привлекательны, – проследовала она в калитку, которую он придержал для нее.
– Вы сказали «мавр»? Но, сударыня, я вовсе не мавр.
– Но вы же сказали, что вы мавр, Айдан О'Донахью.
Он расхохотался. Она резко остановилась. Айдан хохотал так искренне, что ей показалось, она видит, как его смех колышется на ветру, словно полотнище темного шелка.
– И над чем это вы смеетесь? – спросила она с раздражением.
– Map. Меня зовут О'Донахью Map, что значит великий, – пояснил он.
– А-а. – Пиппа глубокомысленно покачала головой, делая вид, будто давно это поняла. – И вы, значит, великий?
– Это, золотце, для кого как! – Он потрепал девушку по щеке, неожиданно нежно для такого громилы.
Это легкое прикосновение потрясло Пиппу до глубины души, хотя она и не подала виду. Если кто-то и трогал ее, то только затем, чтобы оттаскать за уши или вытолкать откуда-нибудь, а вовсе не затем, чтобы утешить или приласкать.
– И как надобно обращаться к великому человеку? – спросила она с интересом. – Ваше сиятельство? Ваше превосходительство? – Она хмыкнула. – Ваше громадье?
Он опять расхохотался:
– Для уличной артистки ты знаешь много высокопарных слов. И нахальных тоже.
– Я специально собираю их. И быстро учусь.
– Не так быстро, надо полагать, раз влипла сегодня в историю.
Он взял ее за руку и продолжил свой путь на восток по Чипсайд. Они прошли мимо городского фонтана, креста на рынке с дощатым постаментом для золоченых статуй.
Пиппа заметила, что чужестранец насупился, глядя на изувеченные фигуры.
– Это пуритане невзлюбили их. – Она почувствовала себя обязанной дать ему некоторое объяснение. – Но это что, вон там, на плахе, такие же, только из живой плоти. Дов сказал, в прошлый вторник какого-то убийцу казнили.
Краем глаза Пиппа увидела Дова и Мортлока, стоявших рядом с опрокинутой бочкой у Олд-Чендж. Они играли в расшиши. Эти двое улыбнулись и помахали ей, как будто ничего не произошло, как будто они не бросили ее на произвол судьбы в момент страшной опасности.
Она пренебрежительно вскинула голову и, как великосветская дама, положила руку в лохмотьях на локоть великого О'Донахью. Пусть Дов и Морт подивятся и шею себе вывернут от любопытства. Отныне она принадлежала очень знатному господину. Она принадлежала О'Донахью Мару.
Айдан раздумывал над тем, как избавиться от девицы. Она семенила за ним, болтая о мятежах и повстанцах, о гонках на лодках ниже по течению Темзы. Ему нечем было заняться в Лондоне, пока королева дала ему время на отдых, но он не собирался все это время провести в обществе этой, похожей на карлицу, девицы с паперти собора Святого Павла.
Оставался нерешенным вопрос о его кинжале, который она стащила, валяясь у него в ногах. Может быть, стоило оставить ей кинжал как плату за утренние приключения. Девица ничего собой не представляла, но все-таки немного развлекла его.
Он бросил взгляд в ее сторону, и что-то в ее горделивой походке задело его за живое. В тот момент она напоминала ребенка, которому надели первые в жизни ботиночки. Но синяки под глазами, впалые щеки свидетельствовали о многодневном недосыпании и полуголодном существовании.
Святая Бригитта, только этой девицы ему еще и не хватало! Мало ему было веления королевы строго явиться ко двору в Лондон.
Но девушка была здесь. И сердце его сжималось от сострадания.
– Ты хоть что-нибудь ела сегодня? – спросил он.
– Я уже целых две недели не чувствовала на губах вкуса еды. – Она притворилась падающей от бессилия.
– Врешь, – спокойно произнес Айдан.
– Неделю?
– Опять врешь.
– Со вчерашнего вечера, – призналась она.
– В это я склонен поверить. Тебе нет нужды врать мне, чтобы меня растрогать.
– Дело привычки, соврать как сплюнуть. Простите.
– Где бы я мог тебя от души накормить? Глаза ее ожили в ожидании.
– Вон там, ваше сиятельство. – Она показала ему через улицу куда-то за Чендж, где вооруженные гвардейцы толкались у сундука менялы. – У Нега в Хединн вкусные пироги, и у него не разбавляют эль водой.
– Решено.
Он вышел на середину многолюдной улицы. Какие-то торговцы с тележками толклись и пропихивались в сторону рынка. Кто-то гоготал, чумазая ребятня преследовала убегающего хряка. Когда наконец дорога немного освободилась, Айдан схватил Пиппу за руку и повел через улицу.
– Вот мы и пришли, – сказал он, пригибая голову под косяк двери и пропуская ее внутрь.
На привыкание к темноте ушло несколько минут. Таверна была набита битком, несмотря на утренние часы. Он подтолкнул Пиппу к выщербленному столу с парой стульев на трех ногах и крикнул, чтобы принесли выпивку и еду. Женщина, разливавшая эль, безвольно ссутулилась у очага, словно удерживая себя от резких движений. Пиппа в негодовании направилась к ней:
