Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
– Понятно. Пересылай видеоматериал. Буду ждать.
* * *
Видеосюжет я отправил. Это не сложно и не долго. А мы время не теряли, хотя после увиденного пребывали в некоторой растерянности и естественной задумчивости, однако, уже начали искать обход скалы с лабиринтом.
Начальник штаба вышел на связь со мной через полчаса.
– Власаныч, я сейчас доложил твою съемку командованию. Тебе приказ срочный. Полное изменение половой ориентации, так сказать. Эмира пока оставь в покое. Хрен с ним, пусть еще пару дней поживет. Потом добивать будешь, когда время подойдет. Сейчас найди летчиков после приземления, и сопроводи их к нам в штаб. Это серьезно, и срочно. Основная твоя задача! Понял? А то в антитеррористическом штабе какое-то ненормальное состояние. Все смотрят телевизор, а там передают, что ни одна РЛС пока не может уловить радиомаяки сбитых летчиков. А радиомаяк есть у каждого из них. Вся надежда на тебя и твой взвод. Тем более, ты один знаешь место их приземления.
– Так точно, товарищ майор. Понял. Отработаем.
Задание конкретное, от которого радоваться, честно говоря, не приходится, и отказаться от выполнения невозможно – армия, она и в Африке, говорят, армия. Приступить к выполнению нового задания, нежданно-негаданно свалившегося на нас с неба – это автоматически значит, что вскоре нам придется включить на полную мощность разведывательную сеть, и еще месяц потратить на сбор сведений о местонахождении банды Арсамакова. А сейчас придется дать бандитам шанс подумать над своим положением, поплакать друг другу по-мужски в плечо. Но домой, я уверен, никто из них не вернется. Это все упертые и отпетые парни, которым только одна дорога предписана – под автоматную очередь. Конечно, это мое персональное отношение к бандитам вообще, и к данной банде в частности. Но мое мнение основывается на фактах, которые категорично утверждают, что гуманное отношение к бандитам любого ранга – есть преступление против обычных своих соотечественников, жизнь которых при проявлении твоего гуманизма подвергается серьезному риску.
Меня однажды спросили:
– А ты убивал?
И в голосе пожилой женщины даже ужас звучал – она не могла принять в своем сердце общение с убийцей. И при этом разницы между убийцей и солдатом не видела. А я эту разницу вижу.
Не убьет солдат противника, убьют эту женщину. Но объяснять ей эти прописные истины я не стал. Я просто добродушно улыбнулся, и оставил вопрос без ответа.
Следовало время не тянуть, и приступать к выполнению приказа. Я посмотрел в сторону. В небе еще висело четыре парашюта. Два из шести благополучно или не благополучно донесли летчиков до земли. Неблагополучное приземление здесь было тоже вполне возможно. Во-первых, приземление парашютиста на лесистый участок всегда чревато множественными травмами. Для подобных прыжков их специально обучают. Я не знаю, обучали ли летчиков подобным прыжкам, и даже допускаю подобное, но, слышал я, что парашютный десант МЧС готовят на специально выбранном участке леса, где и деревья примерно одного возраста и одного роста, и почва под деревьями выбирается ровная, не имеющая уклона. А здесь лес растет на крутых склонах горных хребтов. А недавно мне объяснили, почему основное дерево здесь – ель. Дело в том, что ель имеет поверхностный корень, который в глубину почвы никогда забраться не стремится. А в горных хребтах только небольшой поверхностный слой – землистый, веками наносимый сюда ветром. А под этим слоем каменистые горы. Другие деревья приспособиться не могут. Они просто не умеют брать питательные вещества только с поверхности, как это делает ель, а в камнях питательных веществ нет. Да и пробить корнями скалы не все могут. Но и ели на склонах весьма даже неустойчивы. Корни держатся за почву только сверху, а снизу выпирают из-под земли. В результате, сильный ветер или ливень, который промывает землю, вызывает множественные повалы деревьев. Приземляться в таком лесу – удовольствие не из приятных даже для опытного парашютиста. А летчики, конечно, не могут быть опытными парашютистами. Если им много прыгать, то когда же им летать! Сделают от силы несколько учебных прыжков, и хватит. Им вообще полагается держаться за рычаг управления, а не за «держку»[2]. Кроме того, неустойчивая на склоне ель вполне может просто свалиться от удара, когда парашютист приземлится на ее ствол. Удар бывает достаточно сильным. Ведь скорость парашютиста при приземлении, в зависимости от веса самого парашютиста, колеблется от трех до семи метров в секунду. И необходима хорошая реакция, чтобы не сесть на дерево, как на кол. Приземление на горный лес часто грозит травмами. Поэтому я слова не возразил, когда мне предложили заняться спасением летчиков. Не просто потому, что уважаю армейские приказы, как и субординацию в целом. Профессия офицер – защитник Родины, это то же самое, что спасатель. Люди рядом попали в беду. Такие же офицеры, что и я, такие же россияне. Как им не поможешь.
Бинокль у меня без дальномера, только с тепловизионной приставкой, которая подключается автоматически, когда окулярам не хватает света. Потому пришлось воспользоваться дальномером оптического прицела на автомате. Я, конечно, знаю, что из оружия, даже не заряженного, запрещается целиться в человека вне боя. И сам солдатам это объяснял многократно. И сейчас сначала снял с автомата магазин, потом передернул затвор, чтобы выбросить из патронника патрон, даже на предохранитель автомат поставил, и только после этого приложил глаз к прицелу. Дальномер определил парашют на дистанции пять с половиной километров. Я сделал угловую сноску, и дистанция сократилась до четырех километров восьмисот метров. Но при этом сам себя я чувствовал все равно не совсем приятно, словно прицеливался в другого офицера своей же армии из заряженного оружия. Разброс парашютистов не должен был быть большим. Все они летели строем и на одинаковой скорости. Катапультировались с небольшим интервалом. И предполагалось, что искать их придется в круге с радиусом около километра. От силы – двух. Без средств пеленгации, конечно, поиск может быть затруднен. Но, если уж у меня нет таких средств, то и переживать не из-за чего. Кроме того, если уж большие стационарные пеленгаторы, и даже целые радиолокационные станции не смогли уловить сигнал радиомаяков летчиков, то, по всей вероятности, они их просто или не включили, или горы экранируют сигналы или сами радиомаяки в неисправности, что тоже совсем не нонсенс. За годы службы в армии я давно понял старую истину – значительная часть высокотехнологичной, в основном, техники в самый критический момент оказывается в неисправном состоянии. Почему-то такая техника прекрасно себя показывает на учениях и во время штатных и даже неожиданных внеплановых проверок. Но отказывает тогда, когда именно в этом приборе есть насущная необходимость. И это, слышал я, происходит не только в нашей армии, но и во всех крупных армиях мира.
Я внес в карту красный кружок – предполагаемое место приземления парашютистов, после чего включил на шлеме зуммер внутренней связи. Это значило, что у меня есть общий для всех приказ, и я предлагаю всем внимательно его выслушать. Хотя зуммером я обычно не пользовался. У меня во взводе было заведено так, что мой приказ дается только один раз, и исполнять его всем строго обязательно. Повторения приказа не будет. Значит, следует слушать сразу. Но зуммер, решил я, только подчеркнет важность поставленной задачи. И только после этого, посмотрев по сторонам, сообщил в микрофон:
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
