Он сжал пальцами наручники.
— Послушай, я не смыкал глаз вот уже более тридцати шести часов. Мне нужно чуточку поспать до рассвета. И мне нужно это сделать для твоего же блага. — Он улыбнулся уголками губ, приподняв острую черную бровь. — Я же не раб какой-нибудь.
В какой-то момент Джина почувствовала прилив симпатии, отразившейся в его глазах. Может быть, это была просто игра света. Все его прежние действия были явной насмешкой.
Страх сменился раздражением. Какое он имел право насмехаться над ней?
От внезапного прилива гордости она вздернула подбородок.
2
Джина предположила, что на нее посыплются проклятия. Она уже приготовилась, чтобы отразить его наскоки. Но когда этого не случилось, у нее от удивления приоткрылся рот.
Вообще, при чем здесь я? И почему это происходит сейчас? В иной ситуации подобные вопросы заставили бы ее снисходительно улыбнуться. Когда он поднял голову, она вздрогнула. В его глазах она не разглядела ни капельки сострадания.
— Перед тобой два выбора. Либо ты спокойно ляжешь на кровать, либо опять начнешь брыкаться, и в этом случае мне придется сделать тебе больно. При любом варианте результат будет одинаковым.
Джина в нерешительности прикусила губу. Увы, она не принадлежала к категории смельчаков. Отказ от повиновения дался ей нелегко. Относя себя к существам робким, тем не менее она отчетливо понимала, что если уступит его угрозам, то в дальнейшем не сможет спокойно жить.
Украдкой сжав трясущиеся руки, она отрицательно покачала головой.
Движения его были быстрыми и ловкими. Она поняла, что он поступит именно так, как сказал.
И ему интуиция подсказала, что она решится на сопротивление.
Неожиданно он прыгнул, довольно сильно ударив ее ребром ладони по спине, и придавил всей массой своего тела. Обтянутые джинсами ноги оказались между ее ног, лишив возможности свободно двигаться. Горячие, жесткие кисти его рук с железными пальцами сомкнулись на ее запястьях. Он с силой заломил ее руки за голову.
Она почувствовала холодное прикосновение металла к коже. Когда наручники сошлись вместе, она откинулась назад и тихо застонала. Раздалось клацанье металла, наручники были застегнуты. Он закрепил их за спинку кровати. Все, теперь конец.
Джина потерпела поражение. Стон рвался из ее горла, но она не могла издать ни звука. Сильные руки приподняли ее над кроватью. Вытащив из-под нее одеяло, он опустил ее обратно.
Крепко зажмурив глаза, она застыла в ужасе, ожидая продолжения. Вдруг она почувствовала, что ее щеку легонько гладят, и неожиданно произошло то, чего она не могла даже предположить, — он быстро поднялся.
Слыша, как он отходит от кровати, она продолжала лежать, напрягшись. Прошло несколько минут. Не в силах больше находиться в состоянии неопределенности, она открыла глаза. Незнакомец вновь стоял у окна, упираясь одним плечом в стену. Он смотрел в темный проем окна.
С какой стати он очутился здесь? Почему не может покинуть ее дом и оставить ее в покое?
Она следила за этим человеком долго, очень долго. Постепенно Джина пришла к важному для себя выводу. После пережитого ужаса, который она испытала, ей следует расслабиться и обрести спокойствие.
Этот человек представлял загадку. Как можно выдержать без сна целых тридцать шесть часов и остаться почти свежим, полным сил и умело контролировать свои действия?
— Засыпай, — внезапно заговорил он. — Знаю, что ты мне не веришь, но у меня нет ни малейшего желания возиться с тобой.
Он произносил слова спокойно, в его голосе угадывалась затаенная грусть. Джина успокоилась. Но стоит ли верить его словам? А может быть, так оно и будет — утром он уйдет? И все случившееся представится ей фантастическим кошмаром. Надо думать, что с рассветом все исчезнет.
Морган почувствовал, что женщина уснула. Это стало ясно не потому, что изменился ритм ее дыхания, просто в комнате улеглось царившее еще недавно напряжение и страх. И только сейчас он позволил себе немного расслабиться. Но не до конца. За долгие годы он обрел привычку всегда быть начеку, и она — эта привычка — позволяла ему выжить.
Наконец-то эта женщина не смотрела на него своими полными ужаса глазами. Морган оценивающе оглядел ее. От ее щипков и толчков он совсем не пострадал. Скорее наоборот, ей пришлось туго. Он был вынужден применить к ней силу, грубо придавать к кровати ее душистое, очаровательное тело и почувствовать при этом теплоту и мягкость ее грудей и бедер.
Если быть справедливым, то ему доводилось видеть более красивых, более трепетных и возбуждающих особ женского пола. Она же со своими светло-золотистыми волосами и голубыми глазами представляла собой довольно бесцветный, серенький тип женщины. Такие скоро увядают, превращаясь в сухой бесформенный стебель. Что же до ее характера, то в нем проглядывали решительность, непредсказуемость или уязвимость, то есть те качества, которые задели в нем какую-то нежную струну.
Она совсем не похожа на свою черно-белую фотографию, которая имелась в досье, полученном от Гамильтона. На снимке она напоминала мороженую рыбу с кислой физиономией. Там было сказано, что эта мымра подчиняет свои чувства только книжкам, расставленным по полочкам в ее магазине.
Уж если быть правдивым, то Морган на какой-то момент испытал невольное восхищение. Вместо того чтобы безвольно сдаться, она стала яростно защищаться. Такое поведение требует силы воли. По информации, содержащейся в досье, он предполагал, что она будет визжать, хныкать, просить пощады. Ее же решительность, энергия, с какой она вступила в борьбу с ним, оказались для него неожиданными.
Он с отвращением дотронулся до раздражающей его бороды. Если в Панаме борода была необходима для маскировки, то здесь она была совершенно лишней.
Панама! Как бы он хотел вернуться туда именно сейчас. Там он точно знал, откуда грозит опасность. Здесь приходилось метаться вслепую, пытаясь разобраться в ситуации, которая таила в себе неизвестные препятствия, невидимые ловушки и безымянных врагов. Морган сосредоточил внимание на доме, расположенном напротив. Везде было тихо, не шевелилась ни одна веточка в кустарнике. Улица была молчалива и пустынна, как могила.
Может быть, ему только так казалось. Возможно, кто-то подкарауливал его, рассчитывая на то, что он совершит какой-нибудь промах.
Через четверть часа Морган почувствовал, что не в силах справиться с усталостью, но мысль о Слоуне удерживала его на ногах. И все же если ему не удастся поспать часок-другой, он действительно утратит бдительность.
Стараясь не потревожить женщину, Морган прилег на кровать. Глядя в низкий, чуть отсвечивающий потолок, он вспомнил уютную домашнюю сценку — он и женщина, лежащая рядом на мягком, душистом сене.
Ироничная улыбка скривила его сжатые губы. Вот уж точно, сценка сейчас такая домашняя — он и под боком у него маленькая женщина, прикованная наручниками к собственному ложу, спящая мертвым сном потому, что она все силы израсходовала на то, чтобы побороть ужас. А этот ужас вызвал он сам.
