К тому времени когда Тео возвращается в спальню, неся на подносе чайничек для заварки, чашки и блюдца, Валентина уже выжидающе сидит на кровати, опираясь спиной на подушку, прислоненную к железной спинке. В этом заключается одно из преимуществ жизни с кем-то. Тео всего лишь заварил для нее чай, а она чувствует себя окруженной заботой.
Ее любовник осторожно ставит поднос на середину кровати и усаживается рядом.
– Побудешь мамой? – спрашивает он.
Эта фраза заставляет ее улыбнуться. Меньше всего она представляла свою мать, которая, словно какая-нибудь герцогиня, разливает по чашкам чай из чайничка.
– Конечно, – отвечает она, глядя из-под ресниц на Тео. – Ты же знаешь, я иногда люблю быть главной.
Он усмехается, наблюдая, как она берет чайничек и наливает в его чашку горячую жидкость. Пока она занимается этим, он наклоняется к ней и накрывает ладонями ее грудь.
– Не хочу, чтобы мою собственность ошпарило кипятком, – поясняет он, подмигнув.
Она, не церемонясь, бьет его по рукам, хотя где-то в душе ей приятно, потом откидывается на подушку, держа в руках горячий чайничек, и с тревогой задумывается: похожи ли они в эту минуту на старую семейную пару, сидящую в одной кровати и попивающую «Эрл Грей» на завтрак? «По крайней мере мы голые», – успокаивает она себя.
– Ты как? Все в порядке? – спрашивает Тео.
Она, кивнув, отпивает чай. Теплый напиток ободряет Валентину, и теперь она действительно может не кривя душой сказать, что на сегодня ночные страхи ее оставили. Тео ставит свою чашку на прикроватный столик, наклоняется к ней и целует в шею, под самым ухом. Это щекотно и заставляет сердце биться чуточку быстрее.
– Я хочу кое-что спросить, – шепчет он, и его дыхание легонько шевелит ее волосы.
Она непроизвольно напрягается. Нет, не сейчас; она не хочет говорить об этом сегодня утром.
– Нужно вставать. Хочу проявить кое-какие фотографии перед тем, как ехать на съемку, – говорит она и ставит чашку на поднос.
– Это всего лишь один маленький вопросик, Валентина, не волнуйся.
Она смотрит на него, а он улыбается ей, и в глазах его смущение. Он что, издевается над ней?
– Хорошо, валяй, – разрешает она.
– Мои родители приезжают в Европу, – говорит Тео. – Сначала они едут в Амстердам к своим родителям, но потом собираются навестить меня здесь, в Милане.
– Обо мне они знают?
– Конечно, они знают о тебе! – смеется он. – Мы ведь уже полгода живем вместе, Валентина. Они мечтают познакомиться с тобой.
Она в ужасе смотрит на него. Он совершенно расслаблен, как будто то, что его родители приезжают в Милан и он хочет познакомить ее с ними, – это какая-то мелочь. На минуту во рту у нее пересыхает, и она не может произнести ни звука.
– Они приедут не раньше конца ноября, – продолжает он. – Конечно, это не скоро, но я хотел предупредить тебя заранее. – Он начинает колебаться, заметив выражение ее лица. – Я знаю, ты не любишь все эти семейные дела.
Она быстро качает головой.
– Нет, Тео, извини. Я не могу встречаться с твоими родителями.
– Что? – Он ошеломлен. От изумления у него даже приоткрывается рот.
– Я уже говорила тебе об этом. Я такая, – сухо замечает она, откидывая одеяло, чтобы встать с кровати.
Тео хватает ее за руку и останавливает.
– Валентина, – мягко произносит он, – тут не о чем беспокоиться, правда. Они приятные люди. Я им так много о тебе рассказывал, и теперь им просто хочется увидеть тебя.
Она резко поворачивается к нему.
– Ты рассказывал им обо мне? – восклицает она.
– Естественно, рассказывал. Ты же моя девушка. – Тео выглядит уязвленным.
– Впервые об этом слышу, – жестоко продолжает она.
Тео в недоумении поднимает брови и морщит лоб.
– А кто же ты, если не моя девушка? Мы живем вместе, Валентина. Мы с тобой уже прошли через…
– Не говори… Я же просила об этом больше не вспоминать…
– Но, Валентина…
Она, поднимая руку, не дает ему договорить.
– Я твоя любовница, Тео. А любовница и девушка – это совсем не одно и то же. Понятие «девушка» предполагает, что у нас с тобой что-то вроде законных отношений, у которых, возможно, есть будущее. «Любовница» – нечто более эфемерное. Это временное состояние.
– Черт возьми, Валентина! – восклицает Тео. – Ты невозможная женщина!
– Вспомни, Тео, – спокойно произносит она, довольная тем, что контролирует ситуацию, – когда ты переехал в эту квартиру, я говорила тебе, что это просто для удобства. Это устраивало нас обоих. Но еще я тебе говорила, что это не навсегда. Помнишь?
Она прислушивается к своему голосу. Он доносится как будто извне и неприятно напоминает голос матери. Не позволяй ему присваивать тебя.
– Валентина, я ведь не прошу тебя давать какие-то клятвы или брать обязательства. Это всего лишь мои родители. Я просто хочу, чтобы ты с ними встретилась. Подумаешь, большое дело!
– Извини, Тео, – говорит она, встав с кровати и глядя на него. – Я не хочу. Они могут здесь жить, но я отсюда уеду. Будешь тут сам. Так намного лучше.
Тео изумленно смотрит на нее. От одного этого взгляда у нее твердеют соски. Она замечает его реакцию на ее обнаженное тело.
– Так не лучше, – негромко произносит он, умоляюще глядя на нее голубыми глазами.
Какая-то часть ее хочет поддаться чувствам, упасть обратно на кровать и окунуться в его объятия. Но страх сильнее. Мысль о встрече с родителями Тео для нее невыносима. Это слишком сильно приближает Валентину к нему, вводит ее в его мир. Как же ей выпутываться, когда все закончится? Ведь они наверняка рано или поздно устанут друг от друга. Ничто не длится вечно. Она глубоко вздыхает и отворачивается от него, поднимает халат, который он бросил на пол, и, надев, туго завязывает пояс.
– Я сейчас не готова об этом говорить. Мне нужно собираться. У меня сегодня много работы.
Она подходит к туалетному столику, берет щетку и начинает отрешенно расчесывать волосы. Она смотрит, как Тео с убитым выражением лица встает с кровати, и чувствует себя виноватой. Время сменить тему.
– Хочешь пойти сегодня на открытие выставки Антонеллы? – спрашивает она, придавая голосу жизнерадостные нотки.
Тео останавливается в двери спальни с полотенцем в руке.
– Извини, не могу. Мне нужно уехать. У меня новая работа.
– Опять?
Слово срывается с уст, прежде чем Валентина успевает подумать. Ей хочется вернуть его, но поздно. Она быстро отворачивается, но все еще видит его лицо в зеркале. Теперь оно невозмутимо.
