— Wie ist sein Name?[4] — спросил Миллер.
Офицеру пришлось заглянуть в журнал, потому как с первого раза он не то что запомнить, выговорить не смог.
— Кри-воу-шиев, — почти по слогам прочел он.
Мужчина слабо улыбнулся.
— Ich komme gleich runter[5], — ответил Миллер и положил трубку.
Дитрих Миллер, оперативный сотрудник американского направления контрразведки Министерства, сразу же вышел к проходной и направившись прямиком к сидевшему на центральном КПП офицеру. Передав ему подписанный директором новый список лиц, имеющих право беспрепятственного прохода в здание МГБ ГДР и тем самым покончив с бюрократическими формальностями, Миллер, крепким объятием поприветствовал старого друга — капитана 2 Главного управления КГБ СССР Кривошеева Константина Сергеевича.
— Нисколько не изменился, — довольно заметил Миллер, — все такой же поджарый, статный москвич с аристократическими замашками.
Кривошеев в ответ улыбнулся:
— Не зная тебя, дружище, подумал бы, что ты ко мне пристаешь.
Дитрих отмахнулся:
— Ты не в моем вкусе, да и прическа ужасная. Разве в Союзе не знают о существовании моды?
— К сожалению, в Союзе много о чем не знают, — ответил Кривошеев, когда они поднимались по центральной широкой мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, на пятый этаж, где располагалось американское направление. — Но ты мне лучше скажи, как поживает фрау Миллер?
В отличие от большинства немцев, Дитрих Миллер, прожив много лет в Москве, будучи, как и Кривошеев, студентом МГИМО, русский сарказм как форму острого юмора понимал. Потому и ответ оказался соответствующим.
— Просто прекрасно! Оттого, что даже не подозревает об этом. — И тут же задал встречный вопрос: — Ну, а как у тебя обстоят дела на личном фронте?
— У нас с браком намного строже, чем у вас, — сказал Кривошеев, хлопнув Дитриха по плечу, — моральный облик сотрудника. Потому своим, как говорят у нас, тылом, я обзавелся. Обычная советская семья чекиста в государственной двухкомнатной квартире.
— Однако, — иронично ухмыльнулся Миллер. — Константин, ты не в курсе, как поживает Светлана, стройная блондинка с переводческого факультета?
— Какая Светлана? — не сразу понял Кривошеев.
Они как раз поднялись на пятый этаж, и Дитрих, чувствуя себя неуютно, остановился.
— Ну-у-у, — протянул он, — Светлана, что стриглась всегда под каре.
Кривошеев мотнул головой:
— Не припоминаю.
— Черный кашемировый свитер!
— А! — воскликнул Кривошеев. — Смирнова?
И Дитрих, улыбнувшись, кивнул, словно ребенок, которому предложили купить конфет.
— Так Светлана и есть моя жена, — не без удовольствия сказал Константин.
В глазах Миллера мелькнуло разочарование: вспыхнувшая в первые годы учебы в МГИМО симпатия к русской девушке Смирновой Светлане за столько лет так и не прошла. И как понимал Дитрих, вряд ли пройдет. Такое сильное чувство возникает лишь однажды и на всю жизнь. Но судьба распорядилась так, чтобы досталась Светлана его лучшему другу.
«Чему быть, того не миновать» — гласила русская пословица.
— Константин, какими судьбами занесло в наши края? — серьезно спросил Дитрих Миллер.
— Работа, — лаконично ответил Кривошеев и добавил: — Такое ощущение, что никуда и не уезжал. Все так же, как и у нас: мрамор, красные ковровые дорожки, даже неприветливые сотрудники на КПП.
Миллер, снова улыбнувшись, хлопнул друга по плечу:
— Все лучшее взяли у «старшего брата».
— Ну-ну, — с иронией ответил Кривошеев, — а автомат с газировкой на каждом этаже?
— Рад слышать, Константин, что чувство юмора ты не утратил, несмотря на специфику работы.
Кривошеев изобразил на лице удивление.
— Разве было похоже, что я шутил?
И друзья рассмеялись.
* * *
Перед входной дверью в кабинет Миллер остановился.
— Константин, — сказал он серьезно, однако в его голосе слышались слабые нотки волнения, — у нас новый сотрудник, которого ты не знаешь. Прошу, прояви политкорректность при знакомстве.
Кривошеев просто кивнул, как бы говоря «О чем речь!», хоть и не до конца понял, что имел в виду его друг.
Дитрих открыл дверь, приглашая Константина войти.
Но когда перед его взором предстал новый сотрудник, он не удержался и выпалил на немецком:
— Mein Gott![6]
Новым сотрудником оказалась привлекательная русоволосая шведка немецкого происхождения по имени Ирма Йохансен. Услышав от вошедшего незнакомого мужчины восклицание, которое ей уже не раз приходилось слышать от многих представителей сильной половины человечества, она напряглась. Дитрих же после такой реакции Кривошеева сник.
— Ты видел ее грудь? — воскликнул шепотом Кривошеев, изредка бросая короткие взгляды на Ирму, в то время как Миллер уводил его в другой кабинет, где трудились остальные сотрудники. — Это просто нечто неописуемо прекрасное.
— Да, да, — пробурчал в ответ Дитрих, понимая, что снова придется извиняться перед Ирмой.
Но с другой стороны, что он — Дитрих Миллер — может поделать, если все мужчины на нее так реагируют? Ничего, разве только приносить за них извинения, поскольку он начальник.
— Дитрих! — не унимался Кривошеев. — Дитрих! Дитрих!
— Я понимаю, — Миллер закрыл за ним дверь кабинета, где сидели еще четверо сотрудников, — но ты же мне обещал, что проявишь политкорректность в отношении Ирмы.
— В отношении нового сотрудника, — поправил Кривошеев, — но ты не предупредил, что новый сотрудник — фантастически привлекательная женщина.
Находившиеся в кабинете оторвались от работы.
— Константин, — отрезал Миллер, — только потому, что ты мой друг и прибыл из Союза, я пропущу твои слова мимо ушей, как будто ничего не слышал.
— Дитрих! — не унимался Кривошеев. — Ты не прав! Совершенно не прав, хотя бы потому, что не сообщил всей необходимой для проявления политкорректности информации.
Тут препирательства Кривошеева с Миллером прервал оперативник американского направления Энгель Утер, не отличавшийся особыми манерами.
— Константин! — радостно воскликнул Утер, поприветствовав капитана КГБ. — Ты еще не знаешь, насколько идеальны плавные изгибы тела Ирмы!
