Наконец, согласно четвертой версии, немецкий дипломатический код, с помощью которого была прочитана шифртелеграмма Циммермана, добыл некий английский разведчик по кличке «Смит». Его послали в Брюссель с заданием украсть немецкие шифры. В бельгийской столице «Смит» нашел ценную помощницу в лице официантки кафе Ивонны, в которую влюбился немецкий офицер, работавший на местной радиостанции. Под предлогом обучения радиоделу «Смит» выудил из него сведения о главных элементах немецкого дипломатического кода и благополучно пересек линию фронта в обратном направлении. Сразу же после ухода «Смита» немцы арестовали Ивонну, поскольку давно следили за подозрительными визитами к ней молодого немецкого радиста, но докопаться до истинного смысла их «радиоуроков» так и не смогли.
Приведенные выше версии не обязательно противоречат друг другу, поскольку один и тот же секретный код мог быть получен разными путями, а открытый текст шифртелеграммы Циммермана добыт за счет совместных усилий дешифровальщиков и агентуристов. Однако покров тайны, окутывающий это дело уже много лет, заставляет предположить, что его суть все еще остается нераскрытой.
1 ноября 1919 года в Англии была создана государственная дешифровальная служба — так называемая Правительственная криптографическая школа (ПКШ). Главой «русской» секции ПКШ был назначен некий Эрнест Феттерлейн, по прозвищу Фетти, эмигрант из России. По словам Феттерлейна, он был ведущим специалистом в области криптографии в царской России и имел ранг адмирала. Его коллеги по ПКШ признавали, что Фетти был лучшим среди них при взломе шифров, работа над которыми требовала широких познаний.
На указательном пальце правой руки Феттерлейн носил кольцо с огромным рубином. Проявлявшим интерес к этому необычному драгоценному камню он охотно и с гордостью рассказывал, что кольцо сие было жаловано ему высочайшим повелением в знак признательности и в благодарность за криптографические подвиги во славу последнего русского царя-императора Николая Александровича Романова. Фетти говорил по-английски с сильным русским акцентом. Английский он выучил, главным образом, читая дешевые детективные романы. Иногда Феттерлейн тешил своих коллег в ПКШ такими непривычными для слуха образованного англичанина выражениями, как «Кто замел мой карандаш?» или «Да он был просто стукачом!».
Феттерлейн редко вспоминал дореволюционную Россию. Но иногда коллегам удавалось вызвать его на откровенность, сказав что-нибудь такое, что наверняка должно было вызвать возражения с его стороны. Например, на вопрос: «А правда, господин Феттерлейн, русский царь был физически очень сильный и здоровый человек?» — они слышали возмущенный ответ: «Царь был тряпка, без единой мысли в голове, хилый, презираемый всеми». Что отнюдь не мешало Фетти с гордостью выставлять на всеобщее обозрение полученную от русского царя награду.
Правительство Советской России отказалось от использования царских шифров ввиду их чрезмерной сложности и громоздкости. Может, и к лучшему, ибо Феттерлейн, предположительно, был автором некоторых из них. Однако взамен были введены в действие новые шифры слабой стойкости, которые взламывались Феттерлейном без особого труда.
Большой интерес для англичан представляла дипломатическая переписка советского правительства в Москве с Ближним Востоком, из которой следовало, что оно финансирует оппозиционное движение в Индии. Официальные заявления советских руководителей настолько отличались от содержания этой переписки, что правительство Ллойд Джорджа решило опубликовать ее в печати, рассчитывая заставить Москву больше никогда не вмешиваться во внутренние дела Англии.
Не последнюю роль в решении обнародовать содержание советской дипломатической переписки, вероятно, сыграло желание Ллойд Джорджа поставить в неловкое положение советское правительство, которое не стеснялось в выборе выражений для инструкций членам советской торговой делегации, находившейся в Лондоне. Так, еще в самом начале переговоров в июне 1920 года Ленин писал заместителю главы делегации:
«Эта свинья Ллойд Джордж пойдет на обман без тени стыда или сомнения. Не верьте ни единому его слову и в три раза больше дурачьте его».
«Эта свинья» Ллойд Джордж явно решил отомстить за оскорбление.
17 августа 1921 года лондонская газета «Таймс» поместила на своих страницах статью, обвинявшую другую английскую газету «Дейли геральд» в получении денег от советского правительства. В «Таймс» приводились открытые тексты восьми советских шифртелеграмм, перехваченных английским правительством. Тем самым «Таймс» нарушила данное ею обязательство: английский правительственный кабинет передал этот материал в распоряжение «Таймс» с условием, что газета сошлется на получение его из нейтральной страны. Давая разрешение на такую публикацию, кабинет министров рассчитывал, что советское правительство решит, будто утечка произошла после того, как телеграммы были расшифрованы.
Н. Клышко, резидент нашей разведки, работавший в составе торговой делегации в Лондоне, был мало знаком с азами криптографии. Скорее всего, он просто решил, что был взломан один-единственный шифр, использованный для зашифрования опубликованных в «Таймс» телеграмм, и продолжал ошибочно полагать, что применяемые шифры были достаточно надежными. Тревоги он не поднял, а вслед за ним и советские руководители сделали вид, будто ничего не произошло. Газетная шумиха продолжалась до сентября, когда в газеты «просочились» новые разоблачения секретного финансирования английского рабочего движения со стороны Советской России.
Нельзя сказать, что руководители советского внешнеполитического ведомства — Народного комиссариата иностранных дел (Наркоминдела) — не информировали правительство о неблагополучном состоянии дел в своей шифровальной службе. 20 августа 1920 года нарком иностранных дел Георгий Чичерин[3]написал в докладной записке на имя Ленина:
«Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся за границей. Поэтому чтение наших шифровок я считаю вполне допустимым».
Однако мнение Чичерина, видевшего причину утечки секретной информации в том, что одни использовавшиеся шифры были нестойкими, а разработчики других после революции оказались за границей, разделяли далеко не все. Вот письмо Леонида Красина[4]Ленину от 10 сентября 1920 года:
«Еще в мае в бытность в Копенгагене по некоторым признакам я начал подозревать, что с шифрованной перепиской через Наркоминдел не все обстоит благополучно. В Англии мои подозрения укрепились, и в последующий мой приезд в Москву я обращал внимание тов. Чичерина на необходимость коренной чистки в соответствующем отделе… Дело не в провале шифра или ключа, а в том, что в Наркоминделе неблагополучие, так сказать, абсолютное и лечить его надо радикально».
