— Адриенна спит в мансарде в шкафу, — начал рассказывать господин Белло.
— В каком ещё шкафу? — спросил я.
— В тряпьёвом шкафу. Любит в нём лежать, — продолжал он, — любит, как он нюхнет.
— Как он пахнет, — поправил я его. — Понятия не имею, чем пахнет у Верены платяной шкаф.
— Он пахнет, — повторил он. — Вот она его пáхает и пáхает.
— Нюхает, — поправил я.
Потом мы помолчали. Господин Белло не любил, когда его поправляли. Но как бы он тогда научился правильно разговаривать? Господин Белло попробовал почесать пяткой за ухом, но быстро понял, что человеческие ноги для этого не годятся, а вот чесаться по-собачьи было и удобно, и прилично. Он обстоятельно почесался по-человечьи — всей пятернёй, потом сел и спросил:
— Макс теперь остался один?
Вопрос меня поразил. Он выражал именно то, что я сам уже давно чувствовал, только не признавался.
Поэтому я попытался ответить как можно безучастнее:
— Ну когда двое сидят в одной комнате, то никто из них не может сказать, что он совсем один. Логично?
Господин Белло искоса посмотрел на меня.
— А Макс ещё дружит с господином Белло?
— Странный вопрос. Ты из-за макарон, что ли? — спросил я. — Конечно, дружу.
Мы опять посидели и помолчали. Потом я сказал:
— Может, лучше надо спросить: а господин Белло ещё дружит с Максом? Мы с тобой почти и не видимся.
Господин Белло вздохнул:
— Что делать господин Белло? Адриенна не хочет играть с Максом, не хочет приходить в комнату Макса и вообще никогда ничего не хочет. Господин Белло может прийти к Максу, только когда Адриенна спит.
Я кивнул, и мы снова помолчали.
Если подумать, по моему гениальному плану все получили то, что хотели. Кроме меня.
У господина Белло теперь была Адриенна, хотя, конечно, он представлял себе совместную жизнь с ней куда веселее. Но он проводил с ней почти всё время.
Папа и Верена стали парой, влюблённо держались за ручки, называли друг друга Штерни и Врени и всё время целовались.
И только у меня никого не осталось. Ну почти никого. Не могу сказать, что папа совсем перестал обо мне заботиться, это всё-таки преувеличение. Да и Верена тоже очень хорошо ко мне относится. Даже помогла мне сделать уроки по биологии, когда мы проходили органы чувств человека и нам задали про глаза. А она в них разбирается, она же работает в «Оптике».
Но, что ни говори, теперь папа скорее с Вереной. А раньше он был со мной.
— Здорово, что ты пришёл и сидишь у меня на подстилке. Прямо как раньше, — сказал я господину Белло.
— Да, здорррово, — подтвердил он и глубоко вздохнул.
— Нелегко тебе приходится с Адриенной, — сказал я.
— Господину Белло трудно, — он кивнул. — Адриенна не хочет быть чевекком.
— Правда? Она хотела бы остаться собакой? — я просто не мог себе такого представить.
— Да, остаться собакой. Адриенна говорит, что господин Белло не спрашивал, хочет ли она превращаться в чевекка. Господин Белло просто дал ей выпить голубой сок. Адриенна говорит, это обхитрость.
— Обхитрость? — переспросил я.
— Да. Господин Белло обхитрел Адриенну.
— Ты имеешь в виду — обхитрил. Но тебя ведь тоже никто не спрашивал, хочешь ли ты стать человеком. Бутыль упала совершенно случайно. А теперь ты рад, что ты человек. Разве не так?
— Ну… — промычал господин Белло. Это было как-то неубедительно.
— Ты что, тоже хотел бы остаться псом? — спросил я.
У меня в голове не укладывалось, что кто-то может захотеть стать собакой, а не человеком, если у него есть выбор.
— Чевекком быть хорошо, — сказал господин Белло. — Собакой — тоже хорошо.
— Да что хорошего в собачьей жизни? — спросил я. — Ну вот объясни ты мне.
— Собаки бегают гораздо больше людей, — начал господин Белло. — Собаки любят бегать, а люди — нет.
— Люди тоже умеют бегать, — сказал я.
— Но не так уж быстро!
— Ладно, собаки бегают быстрее, — согласился я. — И это всё?
— Собаки лучше пахнут, — сказал господин Белло.
— Ты хочешь сказать, они сильнее воняют. Мне не кажется, что собаки так уж хорошо пахнут. Особенно если шерсть промокнет.
— Нет, не так! — рассердился господин Белло. — Собаки лучше нюхнут! Нюхнут, кто шёл по улице, что ел на обед папа Штернхайм. Откуда пришёл Макс. Нюхнут всё точно. А люди вообще ничего такого не чувствуют.
— Хм… — только и промычал я. Тут он, конечно, был прав. Если брать нюх, человеку с собакой не сравниться.
— У собак корм вкуснее, чем у людей, — продолжал господин Белло.
— Ну уж ни за что не поверю! — возмутился я. — Что может быть вкуснее жареной картошки с кетчупом или макарон с подливкой? А пицца, которую мы готовили вместе? Ты же слопал её с большим аппетитом. Тебе понравилось. По крайней мере, ты так сказал. Или ты врал?
— Не врал, — признался господин Белло.
Моё замечание о вранье навело его на ещё одну мысль. Он ткнул себя в грудь указательным пальцем и сказал:
— Собаки не врут. Врут только люди. Это, что ли, лучше?
— Нет, — пришлось согласиться мне. — Ну а всё-таки, почему это собачья еда вкуснее?
— С едой так… — начал господин Белло и остановился. Он думал, как мне это объяснить.
— С едой — как? — повторил я.
— С едой так: собачий корм собакам вкуснее, чем людям — людской, — заверил он.
— Да не может быть, — я вспомнил ванильное мороженое с шоколадным соусом, которое папа мне покупал, когда помирился с Вереной.
— А Макс глодал когда-нибудь косточку, которая три-четыре дня лежала зарытая в саду? Ммм… — и господин Белло даже закатил глаза от удовольствия.
— Ну вот что, тогда я скажу тебе, что люди умеют лучше собак, — не сдавался я. — У людей есть руки, а руками можно отпереть дверь, если захочется ночью пойти к своим друзьям-собакам.
Господин Белло замотал головой.
— Господин Белло был собакой и не отпирал дверь, но ему было не нужно — он и так был на улице.
— Ты это так говоришь, как будто и правда хотел бы остаться собакой, — сказал я. — Тогда зачем же ты выпил голубой сок, когда мы были у Верены, и опять стал человеком?
— Из-за Макса, — ответил господин Белло. — Потому что господин Белло дружит с Максом, а Макс дружит с господином Белло. Потому что господин Белло и Макс могут разговаривать и господин Белло может рассказать Максу, что он дррруг.
