– Вы были один?
– Ну все, хватит. – Осборн резко встал, оттолкнувшись от стола руками. – Я требую вызвать американского консула.
Пол увидел, что за стеклянной дверью полицейский в форме и с автоматом через плечо обернулся и уставился на него.
– Успокойтесь, доктор Осборн… Пожалуйста, присядьте, – невозмутимо произнес Мэтро, потом стал что-то писать.
Осборн сел и демонстративно отвернулся, надеясь, что Мэтро прекратит расспросы о Лондоне и перейдет к чему-нибудь другому. Часы на стене показывали без чего-то одиннадцать. Значит, в Лос-Анджелесе сейчас три часа дня или два? В это время года в Европе часы обычно переводили на час, в зависимости от страны. Черт, кто бы мог подумать, что он окажется в подобной ситуации? Пол имел дело с полицией всего один раз в жизни. Это произошло вечером, после тяжелого нервного дня. Растяпа, служитель на автостоянке возле ресторана, паркуя новехонький автомобиль Осборна, смял в лепешку передний бампер, не испытывая при этом не малейшего угрызения совести. Пол сорвался и врезал ему пару раз. Осборна тогда просто задержали, не возбуждая уголовного дела, а потом отпустили. Вот и весь опыт общения с полицией. Тут Пол вдруг вспомнил, что был еще один случай. Пятнадцатилетним школьником на Рождество он бросал снежки в окно класса, и полиция застукала его. Когда они спросили, почему он это делал, он сказал им правду. Ему больше нечем было заняться.
Почему? Все всегда задают этот вечный вопрос. В школе. В полиции. Даже его пациенты. Почему вот здесь болит? Почему требуется или не требуется хирургическое вмешательство? Почему вот тут продолжает болеть, а ведь не должно? Почему им не нужно лечение, они же чувствуют, что оно необходимо? Почему это можно делать, а это нельзя? И ждут, что он все объяснит. «Почему?» На этот вопрос Пол был обязан отвечать, сам он его не задавал. Впрочем, нет, задавал. Дважды: своей первой жене, а потом второй, когда они уходили от него. Но сейчас, в этой стеклянной комнате для расследований, в центре Парижа, глядя на французского детектива, записывавшего его показания, и тлевшую в пепельнице сигарету. Пол осознал, что слово «почему» стало для него самым важным на свете. Он хотел спросить человека, за которым гнался сегодня, только одно: «Почему ты, ублюдок, убил моего отца?» Тут Полу пришла в голову мысль, что, если полиция допросила официантов в кафе, присутствовавших при драке, ей могло быть известно имя того человека. Особенно если он – постоянный посетитель или расплачивался чеком или кредитной карточкой. Осборн подождал, пока Мэтро закончит писать. Потом как можно вежливее спросил:
– Могу я задать вопрос?
Мэтро поднял глаза и кивнул.
– Этот французский гражданин, в нападении на которого меня обвиняют… Вам известно, кто он?
– Нет, – ответил Мэтро.
Тут отворилась стеклянная дверь, вошел второй инспектор в штатском и сел напротив Осборна. Его звали Баррас. Он взглянул на Мэтро, тот слегка покачал головой. Баррас был маленького роста, темноволосый, черные глаза его смотрели угрюмо. Ногти на волосатых руках были безукоризненно подстрижены.
– Во Франции гостеприимство не распространяется на нарушителей порядка. И врачи не составляют исключения. Подобные лица депортируются, и все.
Депортируются! О Господи, нет, подумал Осборн. Пожалуйста, только не это! Не сейчас, когда через столько лет он наконец нашел убийцу! Знает, что тот жив и находится здесь.
– Простите, – проговорил он, стараясь не выдать своего ужаса. – Мне очень жаль… Я был очень расстроен, вот в чем дело. Пожалуйста, поверьте – это истинная правда.
Баррас испытующе смотрел на него.
– Сколько вы намереваетесь пробыть во Франции?
– Дней пять, – ответил Осборн. – Хотел посмотреть Париж.
Поколебавшись немного, Баррас достал из кармана пиджака паспорт Осборна.
– Вот ваш паспорт, доктор. Когда соберетесь уезжать, загляните ко мне, и я вам его верну.
Пол взглянул на Мэтро. Так вот как они решили поступить. Не депортируют, не отдают под суд, просто будут держать на крючке и знать, что он об этом помнит.
– Уже поздно, – вставая, сказал Мэтро. – Au revoir,[1]доктор Осборн.
Было двенадцать двадцать пять, когда Пол вышел на улицу. Дождь кончился, над городом висела яркая луна. Пол начал было ловить такси, но потом решил прогуляться до отеля пешком. Прогуляться и подумать о том, что делать дальше, подумать о человеке, который перестал жить лишь в детских воспоминаниях, а превратился в реальное существо, обитающее где-то здесь, в Париже. И если проявить терпение, его можно будет разыскать. Задать вопрос: «Почему?» А потом уничтожить.
Глава 4
Лондон
В ту же лунную ночь на ярко освещенной улице сразу за Чаринг-Кросс в театральном районе собралась толпа зевак. Узкий проход в форме буквы «L», являвшийся местом преступления, был огорожен специальной лентой. Любопытствующие прохожие, пытаясь через полицейских в форме разглядеть что-либо с того или другого конца, строили самые различные догадки о том, что произошло.
Но не лица зевак, жадно вглядывавшихся в темноту, привлекали внимание Маквея. Он смотрел на другое лицо: лицо белого мужчины лет двадцати пяти с неестественно выпученными, почти вылезшими из орбит глазами. В пустой коробке, брошенной в мусорный бак, театральный сторож обнаружил человеческую голову. Обычно убийствами занималась полиция Большого Лондона, но сейчас дело обстояло иначе. Суперинтендант Джемисон позвонил комиссару Айану Ноблу из особого отдела домой, а Нобл, в свою очередь, позвонил в отель Маквею и поднял того с кровати. Повышенный интерес детективов лондонского управления полиции к находке театрального сторожа был вызван тем, что, во-первых, при найденной голове не имелось тела, а во-вторых, голова была отделена от тела хирургическим путем. Где находилось «остальное», можно было только гадать, проблема же с тем, что имелось в наличии, целиком ложилась на плечи Маквея.
Глядя на то, как полицейские, производившие осмотр места происшествия, осторожно достали голову из мусорного бака, положили в чистый пластиковый пакет, а затем в коробку, чтобы везти в машине, Маквей думал о том, что лондонские детективы правы: отделение головы от туловища было совершено профессионалом. Если не хирургом, то по крайней мере кем-то, кто умел обращаться с хирургическими инструментами и изучал анатомию Грэя, где сказано:
«В основании шеи, где шейные позвонки соединяются с позвоночником, трахея, ведущая к легким, и пищевод, ведущий к желудку, соединяются с констрикторной мышцей, прилегающей к слюнной и щитовидной железам».
Именно в этом месте голова была отделена от туловища, что Маквей и комиссар Нобл сообразили и без медицинской экспертизы. А вот что им было нужно узнать от экспертов, так это до или после смерти человеку отрезали голову. И если после – то какова причина смерти. Вскрытие головы происходит точно так же, как вскрытие тела, только работы меньше.
