Анук решила вставить свое слово:
— Меня часто оскорбляют из-за вас… Стоит только назвать мою фамилию, как люди сразу же начинают косо смотреть… Вы слишком богаты и знамениты…
Старик яростно застучал тростью по толстому персидскому ковру, поглощавшему все звуки.
— Почему ты не заводишь друзей среди таких же богатых людей, как мы?
И обращаясь к сыну:
— Забери свою дочь из школы, где ей внушают столь опасные революционные мысли… Отправь-ка ее в Испанию. Пусть она набирается ума-разума в монастыре… Или же найми ей строгую гувернантку, да такую, которая бы глаз с нее не спускала… Сделайте хоть что-нибудь. Черт возьми… И это — наша наследница…
— Отец! Вы облили нас помоями. Я чувствую себя по уши в грязи.
— А я? Вчера около собора Святой Магдалины мне показалось, что я покойник.
Обращаясь к Анук как к единственному достойному противнику, способному противостоять ему в споре, он воскликнул:
— Что тебе еще надо? От рождения Бог дал тебе все — известную фамилию, состояние, истинные размеры которого трудно определить, роскошь, безопасность. Какого рожна тебе еще не хватает?
Анук кусала ноготь.
— Осторожно, дорогая! — воскликнула мать. — Твои ногти!
— Что тебе не хватает? — переспросил дед.
С глубоким вздохом она ответила:
— Мне трудно спорить с вами… Вы так уверены в том, что деньги…
— Говори!
— Мне хочется думать, что на свете есть еще люди, которых вы не можете купить… Моя мечта — носить другую фамилию и не зависеть от вас. Ни в чем.
Старик побледнел и сумел только произнести:
— Черт побери! Эта мерзавка хочет быть бедной…
— Отец!
Мать едва держалась, чтобы не упасть в обморок.
Дед не на шутку разошелся:
— Я знаю, что она вбила себе в голову… Она хочет самостоятельно строить свою жизнь. Однако на подобное был способен только один я из всех вас! И сделал это!
Похожий на состарившегося Тарзана, он бил по своей тощей груди сухоньким кулачком.
— Я заработал столько, что хватит на три поколения вперед. В этой жизни тебе не придется и пальцем шевелить. Твоя задача состоит лишь в том, чтобы сохранять заработанное мною богатство… Разве тебе этого мало?
— Слишком много, — произнесла Анук. — Когда люди смотрят на меня, то я вижу в их глазах корысть и зависть. Для них я не человек, а только денежный мешок…
Старик метал гром и молнии:
— Мерзавка.
— Отец!
— Заткнитесь.
— Да, дедушка…
— Ты думаешь, что тебя нельзя купить?
— Да, дедушка.
— Ты ошибаешься… И я докажу тебе это… Скоро узнаешь…
Анук опустила голову. Ее терпению пришел конец.
Дед подзадорил ее:
— Чего ты еще хочешь?
— Посвятить себя одному великому делу, — ответила она.
— Какому?
— Благотворительности…
Дед потемнел лицом.
— Каждый год я раздаю целое состояние на благотворительные цели…
Она сорвалась на крик:
— И этим покупаете себе множество привилегий… Одной рукой даете, а другой гребете к себе. Вы вводите людей в заблуждение… Косвенным путем…
— Яблоко от яблони недалеко падает, — произнес старик, повернувшись к матери. — Спасибо… Во время беременности вы случайно не зачитывались Марксом?
— Она не поняла бы ни строчки, — вступился отец. — Даже я…
— Я пошутил! — крикнул дед.
Анук добавила:
— Я хотела бы посвятить себя кому-то… или чему-то… Я хочу приносить пользу…
— Приносить пользу? — переспросил дед. — Где, скажите на милость, вы воспитывали свою дочь? Кто внушил ей подобные мысли? Покажите мне этого негодяя!
Он все еще продолжал в ярости стучать тростью об пол. Но уже без прежнего рвения. Было видно, что старик выдохся.
Клотильда встрепенулась:
— Дурочка, какую пользу ты собираешься приносить?
Анук невольно пожалела мать. Бедняжка упорно не желала расписываться в своем поражении.
Анук бросилась в атаку:
— Я хочу быть полезной обществу или же…
Тут дед зашелся в приступе сухого кашля. Однако он грубо оттолкнул сына, поспешившего постучать ему по спине.
— Что это за глупая привычка — барабанить людям по спине? Итак, ты хочешь быть полезной обществу? А что же, по-твоему, делаем мы?
Она произнесла:
— Деньги…
Ее голос звучал негромко. Что, если после этих слов они разорвут ее на куски?
— Мерзавка, — произнес дед.
— Отец, вы не могли бы подбирать выражения?
— Да, дедушка.
— На твоем месте я молился бы на такого деда. Мне пришлось начинать с нуля… Я скупал никому не нужные картины… И сколотил на этом огромное состояние. Когда мне было семнадцать лет, ветер гулял в моих карманах. Теперь же я владею девятью картинными галереями… Неужто это не достойно уважения?
— Я уважаю вас… Но такой груз слишком тяжело нести…
— Ты несправедлива ко мне. После смерти я точно буду ворочаться в могиле из-за тебя.
— Стерва! — закричал мотоциклист, которого она прижала к правой обочине дороги.
И как только загорелся зеленый свет, он ударил кулаком в боковое стекло «роллс-ройса».
«Вот что мне приходится терпеть из-за каких-то вонючих трехсот девяноста тысяч франков, — думает она. — Через неделю мы уже будем в Вашингтоне. Первый шаг на пути к свободе… Дед был прав… Он сумел достать меня с того света… Однако незадолго до его смерти мы с ним здорово ладили…»
2
— Два последних кресла справа, — говорит Роберт.
— Они уже ждут вас, — отвечает стюардесса с улыбкой. — Мадам, я могу взять ваши вещи?
Анук передает ей свое летнее пальто.
— Пожалуйста.
Роберт ставит в ногах наполненный деловыми бумагами портфель.
Анук устраивается в кресле. Ее охватывает радостное волнение.
— Повернись и погляди назад… За перегородкой находится так называемый экономический класс. Поверь, там ничуть не хуже. Мы могли бы с таким же успехом…
— Возможно, но там место для тех, кто отправляется в деловую поездку, а не в свадебное путешествие, — отвечает Анук. — Мы же с тобой — молодожены. Нам следует держаться за руки, целоваться в губы и шептать друг другу на ушко: «Любовь моя, умираю от нетерпения… Где тут поблизости постель?»
