Он улыбается, но как-то нервно, при этом молчит. Опускает конверты.
– Погоди, ты серьезно? Тебя зовут Чемп?
– Нет, моего деда зовут Чемп. Точнее, звали. Меня назвали в его честь, но я в жизни не был Чемпом. Никто никогда не звал меня так, но именно это имя было дано мне при рождении. Чемп Натаниэль Хантингтон.
Мэгги знала, что Нейта назвали в честь деда по отцовской линии, но полагала, что его звали Нейт. Ей так казалось, потому что Нейт другого имени и не упоминал.
– Почему ты никогда об этом не говорил? – спрашивает Мэгги.
Он пожимает плечами.
– А ты бы хотела?
Ничего страшного не случилось. Но Мэгги должна нарочно обидеться, потому что Нейт явно волнуется.
– Здорово, – говорит он. – Теперь ты никогда не займешься со мной любовью, да? Да и кто займется? Кто занялся бы сексом с мужчиной по имени Чемп?
Она начинает смеяться, крепко хватает Нейта и держит.
Он краснеет – Нейт, Чемп, или как там его зовут, – действительно краснеет. И Мэгги начинает переживать, что заговорила о конвертах.
– Ты здесь ни при чем. Мне просто кажется, что зря твои родители придумали такое имя, и все, – говорит Мэгги, заглядывая Нейту в глаза. – Или родители твоего деда.
Нейт кивает и складывает конверты.
– И не говори, – отвечает он. Нейт смотрит на Мэгги очень знакомым взглядом, она понимает, что ему сложно, но необходимо ей что-то сказать. – Думаю, именно поэтому я не мог заснуть.
– Да ладно? – удивляется Мэгги. – Ты думал, что кто-то может тебя разоблачить и называть Чемпом?
Но Нейт не смеется.
– Честно сказать, я немного волнуюсь перед твоим знакомством с семьей.
– Почему? Из-за развода?
Она внимательно смотрит на него, на его нежное и красивое лицо. Тянется, чтобы коснуться его кончиками пальцев. Мэгги поняла бы, если бы Нейт нервничал из-за встречи с родителями из-за предстоящего развода, но он продолжает настаивать, что спокойно к этому относится. Нейт продолжает настаивать, что у его родителей просто разошлись пути после того, как отец обратился в буддизм и его жизнь стала меняться. Нейт продолжает настаивать, что родители согласились двигаться в разных направлениях. После тридцати пяти лет совместной жизни. Как Нейт может так спокойно к этому относиться?
Мэгги не раз задавала себе этот вопрос. Разве суть брака – Мэгги не решается спросить вслух – не в том, чтобы понять, как объединить два разных пути?
– Есть моменты, – говорит он. – Важные моменты, о которых ты должна знать, прежде чем мы поедем. О них стоило сказать раньше.
Мэгги хочет сказать так, чтобы Нейт ее услышал.
– Нейт, будь у них хоть три головы, это бы ничего не изменило. Мне все равно, – говорит она.
И Мэгги говорит правду. Раньше она бы солгала. Раньше именно она думала, как разорвать отношения. Малейшая причина заставляла ее искать повод уйти: чьи-то родители, чей-то одеколон, чье-то восхищение Стингом. Но с Нейтом все по-другому, по-другому с самого начала.
– Так что же ты хотел сказать? – спрашивает Мэгги. – На самом деле твои родители не разводятся?
Она пытается все обратить в шутку, но Нейт не реагирует.
– Не уверен, что ты готова это услышать.
– Готова, – отвечает Мэгги. – Конечно, готова. Мне надо повторить, что мое детство – не комедия «Предоставьте это Биверу»?[10]
Мэгги права. Если считать воспитание Мэгги одиноким владельцем гриль-бара в Эшвиле, штат Северная Каролина, предоставьте это Биверу. Если считать идиллическими опрометчивые решения Эли Маккинзи, действовавшего из лучших побуждений, – например, когда он оставлял пятнадцатилетнюю дочь на ночные смены, чтобы они подольше побыли вдвоем.
Нейт улыбается.
– А «Предоставьте это Биверу» разве вышла не до твоего рождения?
Нейт старше Мэгги на четыре года. Ему нравится делать вид, что он старше лет на десять. Или, если ему хочется, даже на сотню.
– Скажи, и все, – просит Мэгги.
– Уверена?
– Сейчас самое время.
В этот момент Мэгги утыкается носом ему в шею, и ее горячим потоком накрывает ужасный запах, отдающий лососем и кислым молоком.
– Боже. Что за ужасный запах? Мне стоит знать, чем так воняет?
– А что, не очень? – спрашивает Нейт.
– Нет, – качает головой Мэгги. – Не очень.
– Это мазь из сотни трав, сделанная Джонсоном-подрядчиком. Из экстракта чеснока и рыбных хлопьев, которые он достал у колдуна в китайском квартале. У него при себе огромная банка этой мази, и он клянется, что она снимет боль после вчерашней ночной работы.
– Надеюсь, но гадость редкостная, – говорит Мэгги и почему-то двигается поближе, чтобы уловить резкий запах. – Ничего хуже в жизни не нюхала. Думаю, от тебя пахнет хуже всех на свете.
– Можно считать это хорошей новостью.
– Почему же?
– Потому что, когда ты съедешь от меня после моего признания, я смогу все свалить на мазь.
– Готова, – говорит Мэгги, манерно закрывает глаза и делает вид, что собирается с духом перед уколом доктора, вздрагивая в ожидании.
– Я бы хотел поговорить о финансовом положении моей семьи. Ты бы узнала, открыв конверты.
Мэгги изумленно распахивает глаза, и они с Нейтом встречаются взглядами. Мэгги глубоко вздыхает, опасаясь причины его тревоги. Она уже прикидывала, что у семьи Нейта могут быть достаточно хорошие доходы – отец работает педиатром, мать – бывшая учительница рисования; конечно, они не богачи, учитывая, что, даже имея молчаливого инвестора ресторана и с помощью Эли, Нейт и Мэгги, все время экономя и откладывая, брали ссуды в трех банках, начинающихся с буквы W, и двух других банках – с буквы C. Точнее, даже трех. Возможно, догадки Мэгги неверны и у Гвин с Томасом вообще нет лишних средств. Даже несмотря на то, что детство Нейта прошло в Монтоке. Возможно, Мэгги ошиблась.
– Мне все равно, Нейт, – говорит она. – Как ты мог подумать, что мне это важно? Финансы твоей семьи. Мне нет до этого дела.
– Правда?
Она кивает:
– Честно.
– Хорошо, – говорит Нейт, касаясь губами ее лба. – Потому что у моих родителей почти полмиллиарда долларов.
Гвин
Знаете, ходят слухи. Всегда ходят слухи. Слухи, которые люди принимают за правду, даже не пытаясь разобраться. Не пытаются докопаться до истины.
Гвин волнуется. Из-за слухов, полуправды. Например, как в случае с тортом. Красным бархатным тортом[11]. По слухам, торт придумали и впервые приготовили в ресторане гостиницы «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке в начале 1900 года. Говорили, что работавший там кондитер однажды приготовил торт с использованием красной краски, и одной постоялице так понравился десерт, что она попросила рецепт, но перед уходом ей пришлось отдать за него пару сотен долларов. Несмотря на ее жалобы, отель отказался изменять счет. Чтобы как-то отомстить, женщина рассказала о рецепте своим друзьям по всей стране. А они – всем своим друзьям. История, конечно, занятная, но полная выдумка. Гвин знает наверняка. Она знает настоящую историю красного бархатного торта, в которой на самом деле больше предостережения, чем веселья. Гвин недавно уже столкнулась с тем, что любая правдивая история больше напоминает предостережение.