Я снова представила Эда, и наконец во мне проснулось некоторое мужество.
– Спорим?
Он кивнул.
– Я устала от одних и тех же старых декораций. Я стала невосприимчива к вою сирен и несчастным случаям, которые происходят прямо у меня под носом. Я ненавижу платить чертовы сборы за въезд в центр города по будням, у Раскина нет сада, и ему приходится гулять по брусчатке, в Лондоне у меня почти не осталось друзей, и… и… те, кто остался, приглашают к себе исключительно на чай, где мне приходится слушать крики их детей, требующих мороженое в рожке, а не в стаканчике!
Я снова вздохнула. Как ни странно, но мне вдруг стало лучше.
– У меня нет работы, точнее, сейчас нет подходящей работы. – Я продолжала говорить со скоростью скороварки, выпускающей пар. – Я свободна и одинока, поэтому мне нечего терять, не так ли? И что с того, что я одна? Что, если я больше никого не встречу, Ричард? Что, если я проживу всю свою жизнь в Лондоне и потом меня похоронят в том же Хаммерсмите? Я напугана, я…
Он присел напротив меня и, глядя в глаза, спросил:
– Ты боишься, Джилли?
– Я так зла на себя.
– Почему? – Его голос стал еще мягче, будто он был моим терапевтом.
И тогда произошла странная вещь. Я разрыдалась. Ричард протянул мне носовой платок и посоветовал отпустить все это.
– Прости, – в итоге сказала я, вытирая глаза. – Я правда в порядке. – Я запнулась. – О боже, Ричард! – воскликнула я, понимая, что не смогу его обмануть. – Мне так стыдно! Мы не виделись с тобой столько времени, и именно сейчас я сорвалась.
Что он теперь подумает обо мне?
– Тебе не нужно извиняться. – Ричард улыбнулся. – Такое часто случается. – Я поймала себя на мысли, что тоже улыбаюсь. – Но скажи мне, – мягко произнес он, – что случилось?
Я вздохнула.
– Я все еще люблю его, – ответила я.
Ричард терпеливо слушал, пока я грузила его своим рассказом о нашей четырехлетней жизни с Эдом и тем, как все резко оборвалось всего за две недели до Рождества. За две недели до нашей свадьбы! Он даже не удостоил меня объяснением, лишь нацарапал записку и оставил ее на столике в прихожей. В ней было написано: «Я не могу этого сделать. Я не могу жениться на тебе».
– У тебя иногда возникает чувство, что ты сидишь на обочине и наблюдаешь за тем, что жизнь бурлит у всех, кроме тебя? – спросила я его.
– Частенько.
Я рассказала ему, как натолкнулась на Эда и его будущую жену в Селфридже.
– Боже мой, Ричард, я попала в тупик. – Ждала, что Эд скажет что-то утешительное, но он не решился. – Что мне делать?
– Ты должна перестать себя жалеть и смириться с этим, – твердо заявил он.
– Что? – спросила я, опешив от неожиданного изменения тона его голоса.
– Я сочувствую тебе, Джилли, на самом деле. То, что сделал этот Эд, – непростительно, но это произошло шесть месяцев назад. Ты должна двигаться вперед.
– Я знаю, – проговорила я, и у меня задрожала нижняя губа.
– Переехать сюда – это неправильно. Ты пытаешься сбежать.
Я возилась с ремнем сумочки, но наконец решилась задать вопрос и ему:
– Ричард, ты женат?
– Разведен. Мой бизнес подходит исключительно одиноким. Поверь, я тоже хотел сбежать от всего.
Я мельком взглянула на него, удивленная внезапным признанием.
– Джилли, на твоем месте я бы вернулся в Лондон с твоей замечательной собачкой и начал снова развлекаться. Почему ты улыбаешься? – спросил он.
– Снова вернуться домой в грязный и слишком дорогой город? К тому же в Лондоне все грубияны, – прибавила я. – Не поверишь, но на днях меня обматерил пьяный прямо на пороге дома, а потом еще попытался швырнуть в меня пивную банку.
Ричард улыбнулся.
Я рассказала ему, как моя соседка Глория спрашивала, нет ли у меня соседа, который забыл свой ключ.
– Боже! – воскликнул он, в то время как скручивал в трубочку журнал недвижимости, и торжествующе швырнул его на стол. – Придумал, – сказал Ричард, и эта фраза прозвучала, как у профессора Хиггинса[9]. – Взять постояльца.
– Постояльца?
Он скрестил перед собой руки от удовольствия.
– Конечно! Я буквально на днях читал об этом в одной газете. Многие сдают в аренду свободную комнату. Погоди! У тебя ведь есть свободная комната, верно?
Я кивнула.
– Правда, очень маленькая.
– Ну вот, это уже другой разговор.
– Ох, я даже не знаю. – Мне требовалось время, чтобы все хорошенько обдумать.
– Это самый простой способ немного подзаработать, – уговаривал он.
По правде, я подумывала об этом. С того момента, как меня сократили на последней работе, мои доходы заметно упали. Мэри, моя подруга-собачница, которая владела антикварным магазином, не могла платить больше, чем положено по ставке. В последнее время мне даже приходилось брать обед из дома, чтобы как-то сэкономить.
– Я старовата, чтобы делить квартиру с соседом. Я уже через это проходила. К тому же я и так слишком запуталась в жизни.
– Вот те раз. Вернулись туда, откуда начали.
Затем я поняла, что он тянет нас с Раскином к двери.
– Что ты делаешь? – запротестовала я, пока он подталкивал нас на свежий воздух.
– Веду тебя на обед.
– Погоди…
– Через дорогу есть отличный паб. Определенно тебя нужно уговорить, – закончил он.
3
Я просматривала в газете объявления о работе, когда в магазин, пошатываясь, ввалилась Мэри, таща мраморный бюст. Она только что вернулась из шоп-тура по блошиным рынкам Франции.
– Ты только посмотри на этого красавца, Джилли! – Она опустила бюст на софу. Раскин и Базилик, джек-рассел-терьер Мэри, неохотно освободили место.
– Ну разве он не великолепен?
«Несомненно. Вот только где он собирается жить следующие несколько месяцев?» Длинный дубовый стол, стоявший посередине комнаты, уже был завален сокровищами под завязку.
– И большой у тебя улов? – спросила я, семеня за ней на улицу.
– Меньше, чем вчера, но больше, чем завтра.
С готовностью я стала помогать Мэри выгружать раритеты из ее старого белого фургона; вскоре вазы и фонари уже заполонили тротуар.
– Все, что им нужно, – глазуровать и поместить их в роскошные подушки, – сказала Мэри, заметив, что моя бровь удивленно поползла вверх, когда я увидела комплект ржавых садовых стульев.
