Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
Крючков, Шаляпин и Карл Маркс
Мне было известно, что Николая Афанасьевича Крючкова связывала многолетняя теплая дружба с выдающимся актером мирового кино, его сверстником, Сергеем Дмитриевичем Столяровым. Сын последнего, Кирилл, светлой души человек и тоже артист, как говорят, с младых ногтей вращался в актерской среде и после смерти отца продолжил эту дружбу с дядей Колей. Так кто мог больше него рассказать о «Крючкове среди людей»? И я попросил:
– Кирилл, нарисуй, пожалуйста, портрет Николая Афанасьевича не акварелью, не елеем, а обычным грифелем. Сможешь?
– Хорошо, попробую, – не стал ломаться Кирилл. – И для затравки вспомню одну историю, о которой мне рассказывал отец.
Сидят за столиком в театральном буфете три артиста: Сергей Мартинсон, Константин Сорокин и Николай Крючков. Пьют чай. А надо сказать, что Сорокин увлекался русской историей. Его интересовали подробности расстрела царской семьи, судьба Шаляпина и тому подобные эпизоды нашей истории, в которых тогда еще не было полной ясности. Он отличался необыкновенной скромностью, и когда его спрашивали: «Константин Николаевич, вы выступаете сегодня? – он отвечал: «Выступает Шаляпин, а я участвую в концерте».
Так вот, сидят они, пьют чай, и Сорокин продолжает свою вечную тему:
– А ты помнишь, Сережа, когда после окончания оперы «Жизнь за царя» Шаляпин вдруг встал на колени перед императорской ложей, где сидел государь с семьей?
– Как же, как же, Костя! Тогда вся передовая общественность во главе с Горьким, другом Федора Ивановича, возмутилась этим его верноподданническим поступком!
– А ведь Шаляпин всего-навсего просил государя, чтобы он повысил ставки хористам императорского театра. Они бедствовали!
– Конечно, помню, Костя!
– А о чем там была речь, ребята? – вклинивается Крючков.
Мартинсон морщится.
– Коль, ты этого не понимаешь, так смолчи.
И Сорокин продолжает:
– А потом Шаляпин написал Рахманинову, который был в это время в эмиграции, письмо.
– Ну как же, Костя! Я помню это письмо…
– А что он там написал, ребята?
Мартинсон досадливо отмахивается.
– Коль, ну помолчи!.. И вот когда Шаляпин должен был уже помириться с Горьким…
– Ну конечно же! – перебивает Сорокин. – Мои друзья из Мариинского театра.
– И что эти друзья? – Крючков.
– Слушай, Коль, отстань… Ты ведь этого не читал!
– Одну минуточку! – Крючков отодвигает чашку с чаем в сторону. – А что написано у Карла Маркса? «Капитал». Второй том. Третий абзац сверху. Что написано?
Мартинсон тушуется:
– Не знаю… Я не читал.
– И я не читал, но я же не выпендриваюсь!
«Вот в этом весь Крючков, – комментирует свой рассказ Кирилл. – Он никогда не корчил из себя значительную фигуру, этакого мэтра. Он был искренним до конца. За это его и любили. Когда мы говорим о нашем кинематографе тридцатых годов – это Крючков. И всё! Ни влево, ни вправо. Таким я его и запомнил: с папироской в зубах, с часами на руке. Вот на параде – все задрали головы и смотрят на самолеты, а он грызет яблоко и смотрит по сторонам. Он был человеком своего времени, он выразил эпоху. Он был настоящим пролетарием – гравер-накатчик, парень с Пресни. Он так себя и называл – «парень с Пресни». Носил эту свою кепочку, которую называл кепарь. «Кепарь у меня, старик. Кепарь!» Ни разу не надел шляпу. У него свой стиль, и он не выходил из его рамок. А с отцом его связывала общая любовь к природе, к рыбалке».
По системе Станиславского
В 1952 году снимали фильм «Садко», Сергей Столяров играл в нем главную роль, Крючков – боярина. Снимали в Тишкове. Дом отдыха МХАТа, канал, плотина, запретная зона. Там построили макет Господина Великого Новгорода с замечательными декорациями.
Николай Афанасьевич был очень дисциплинированным актером. Как всегда, он вставал в шесть утра, гримировался, нацеплял бороду, смотрел на небо: если набегали облачка, съемки не будет. Он снимал с себя боярскую шапку, боярское одеяние, складывал все это аккуратно в кучку. И вот в этой жуткой бороде, с удочками – сразу под куст. А он еще как только приехал, вбил недалеко от декораций в берег кол.
– Знаешь, старик, – учил он пятнадцатилетнего Кирилла, – главное в этой жизни – пищеблок! Вообще пищеблок. И я наладил с ним отношения. Там официантки все вот такие! И они мне корм дают.
Он каждый вечер приходил на кухню, и ему давали ведро всего, что оставалось: лапши, картошки, супа… Он нес это к своему колышку и вываливал там – подкармливал рыбу.
Но среди мхатовцев было тоже немало рыбаков.
– Ну что ты, Афанасьич, – говорили ему. – Не клюет здесь. Вот в запретной зоне…
– Ничего, старик, у меня клюнет. Вы не умеете ловить. Вы ловите по системе Станиславского, а я – по системе Крючкова. Вот, сейчас внимательно следите за моей рукой. – Он делал какой-то непонятный жест. – Вот видите – и готово! Я поймаю огромного леща. Вот такой лещинский будет! Держу пари.
И он поспорил с мхатовцами на ящик коньяка, что до конца съемок поймает этого леща.
Дни стоили пасмурные, съемок не было, и Афанасьич с утра куда-то уходил.
– Коль, ты куда? – спрашивали его.
– Вы тут занимайтесь своими делами, а у меня свои дела. Я творчеством займусь.
И вот проходит неделя, снимают последнюю сцену. Мхатовцы говорят:
– Все, Коля, проспорил. Пришла пора расплачиваться.
А Николай Афанасьевич относился к спорам свято: проспорил – плати.
Итак, последняя сцена. Массовка.
– Приготовились!.. Мотор!..
И вдруг жуткий крик:
– А-а-а!
– Стоп! Кто кричал? Сорвали!..
Смотрят и видят – Крючков стоит в воде, в черном костюме, белой рубашке, при галстуке и прижимает к груди огромного леща. А он грязный, весь в тине.
– А-а-а!
Это был миг торжества. Прямо по Хемингуэю. Все-таки прикормка соблазнила леща, и он попался.
– Ну что оторопели, мхатовцы? Гоните ящик коньяку по системе Станиславского! Вот так вот!
Мхатовцы изобразили немую сцену.
«Серега, я – Черчилль!»
В 1957 году в Индии проходил фестиваль советских фильмов. В составе нашей киноделегации были Николай Крючков, Сергей Столяров, Людмила Касаткина, Клара Лучко, Ольга Заботкина, Иосиф Хейфиц, Сергей Юткевич. Представительная делегация! И принимал ее сам премьер-министр Джавахарлал Неру, который выступал за вечную дружбу двух народов.
Встречали кинематографистов фантастически! Дели, Калькутта, Бомбей – миллионы людей на улицах, шикарные номера в лучших гостиницах.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
