Долгая последовательность ударов. Шарль насчитал двадцать пять. Остановка.
Ч
Затем тридцать.
Ь
Мне потребовалась лишь секунда, чтобы услышать слово, которое ножки табурета выстукивали так долго. Одно слово. «Дочь».
Затем пауза и новая серия ударов. Новое слово.
М
Семь.
Ё
Затем восемнадцать.
Р
Я знал и это слово. Знал задолго до того, как раздался последний удар.
Дочь. Мертвая.
– Кто ты? – снова спросила Дельфина.
И дух назвал имя. Удар за ударом. Буква за буквой.
Л… Е… О… П… О… Л… Ь… Д… И… Н… А
– Это и вправду ты, Дидин? – вскричал я. – Это ты?
Мне не было нужды ожидать неторопливых ударов. Я знал и без того. Мою уверенность подтвердил единственный удар.
Тук.
Да.
– Ты счастлива?
Да.
– Где ты?
Свет.
– Как мы можем быть рядом с тобой?
Любовь.
– Ты видишь нас? Чувствуешь, как мы несчастливы?
Да.
Изучение людской природы – моя страсть; я умею читать лица и понимаю, что творится у человека на сердце, какие бы слова ни произносили его губы. Когда раздались удары, я оглядел присутствующих, подозревая ловкий трюк. Может быть, Шарль подталкивает табурет? Может быть, он решился на это в отчаянии, день за днем наблюдая нашу неизбывную скорбь? Или это просто жестокая шутка?
Я задал прямой вопрос, и он поклялся, что ни при чем. Я посмотрел на остальных детей, на супругу. Ей приходится сносить мои разглагольствования, сказала она. Но ее ненависть ко мне не настолько велика, чтобы подвергнуть меня такому наказанию. Это не Адель. В ее глазах стояли слезы, и наша младшая дочь, названная в честь матери, рыдала рядом с нею.
Нет, это не было шуткой. Треножник древней прорицательницы Сивиллы вошел в нашу жизнь.
Снаружи завывал ветер, посылал морю горестные упреки, а море отвечало ему ревом и плеском волн. Стихиям не требовались жалкие человеческие слова.
Я задал последний вопрос:
– Ты придешь снова?
Один стук. То самое «да», которое я так надеялся услышать.
В тот самый момент жизнь изменилась.
Я никогда не верил в духов, с сомнением слушал истории о привидениях – но тут я поверил. Или, как заявил бы священник, я допустил дьявола в свою жизнь.
Но священник ошибся бы. Я не только позволил ему войти. Я предоставил дьяволу теплый и уютный кров, место, где он мог передохнуть от своих трудов. Я открыл ему свою душу…
Глава 2
14 августа, наши дни.
США, север штата Коннектикут
С тех пор, как полтора месяца назад Жас л’Этуаль покинула Париж, каждый раз, просыпаясь по утрам, она давала себе слово последовать наконец совету брата Робби и держаться настоящего. Прощаясь, он поцеловал ее в лоб, ласково поправил выбившуюся прядь вьющихся волос и сказал:
– Если ты сумеешь это сделать, Жас, то сумеешь исцелиться.
Пробираясь по лесу вместе с Малахаем Самюэльсом, она пробовала сосредоточиться, как и предлагал Робби, на происходящем здесь и сейчас, не позволяя мыслям уноситься в прошлое, не позволяя, чтобы тоска снова поглотила ее.
Держись настоящего.
Здесь, в настоящем, было много всего. Свежий воздух пах травой и яблоками. Рядом шагал наставник, день обещал множество интересных вещей.
Держись настоящего.
Впереди показалась ограда с табличкой «Проход запрещен». Они подошли ближе; небо стремительно затягивало тучами. Озоновый запах начинающейся грозы ударил в ноздри, и девушку зазнобило. Это знак: им стоит повернуть назад. Она встряхнулась и обругала себя за детскую реакцию. Здесь не сказки братьев Гримм, а она не Гретель. И уж совершенно точно – Малахай не братец Гензель. Психоаналитик с оксфордским дипломом, содиректор престижного нью-йоркского фонда «Феникс». Фонд существовал полтора века и занимался научными исследованиями в области реинкарнации. Земли вокруг принадлежали Малахаю, его семья владела ими уже две сотни лет. Здесь, в этом месте, с нею не может случиться ничего плохого.
* * *
Чуть раньше, когда они заканчивали ленч, Малахай предложил ей небольшую прогулку.
– Куда? – полюбопытствовала она.
– Навестить мой таинственный сад.
Больше он ничего ей не объяснил.
Малахай не любил отвечать на прямые вопросы. Что это – старомодная застенчивость или современная бесцеремонность? С ловкостью иллюзиониста он излечивал детей от ночных кошмаров и отказывался объяснять, как это делает. Он был волшебником. Возможно, это единственное, что Жас знала наверняка. Разве не он избавил ее от галлюцинаций, которые терзали ее несколько лет? Приступы исчезли без следа, когда ей было четырнадцать, – развеялись в бодрящем альпийском воздухе.
Одевшись по-походному, они вышли из гостиной через стеклянную дверь. Дом, увенчанный башенками и горгульями, остался за спиной. Ступени каменной террасы вели в ухоженный сад. Покрытая гравием тропинка проходила через заросли шиповника, гортензии, декоративных растений – в синих, розовых, пурпурных, лавандовых тонах. Воздух наполнял густой аромат цветения.
Они миновали железные кованые ворота, дошли до беседки в викторианском стиле, и к запаху цветов добавился запах свежескошенной травы.
А от беседки оставалось всего несколько десятков шагов до яблоневого сада. Деревья были старыми и искривленными, но ветви склонялись от тяжести зеленых, еще не созревших плодов.
Пройдя через сад, они поднялись на невысокий холм, впереди высился лес.
Здесь начиналось царство природы в ее первозданном виде, а человек только оберегал и защищал ее. Повсюду висели предупреждения: черной краской неровными буквами на неошкуренных досках было выведено:
Частная собственность.
Вход строго воспрещен.
Паломникам и туристам – тоже.
Паломникам?
Жас собиралась расспросить Малахая, но он ушел далеко вперед и ждал ее уже по ту сторону обозначенной границы, на краю зарослей болиголова, рядом с соснами.
Они вместе шагнули под полог леса.
Глубокие сине-зеленые тени деревьев, чей густой аромат окутал Жас со всех сторон. Обычно запах смолы ей нравился, но сейчас его концентрация зашкаливала. Он причинял боль. Как если бы вечнозеленые хвойные иголки кололи ноздри. Ее здесь не ждали. Она всего лишь незваный гость.
