— Где же находится эта пещера? — подумала я и тут же поняла. Кто-то или что-то злое живьем закопано в той пещере, находящейся у молельни. Я не знаю, почему я так решила. И тогда я постепенно осознала все.
Не знаю как, но я была убеждена в этом.
Хотя Тидзуру умерла, я не пролила ни капли слез. Почему? Почему я разозлилась на нее во сне? Лучше бы я была добрее, пусть даже это и грезы.
Посетитель
В это время раздался стук в дверь.
Удивившись и испугавшись, заглянула в глазок. Наверно, администратор с ресепшн, подумала я.
Однако в необычно ярко освещенном коридоре навытяжку стояла, опустив вдоль тела руки, незнакомая женщина в купальном халатике.
Я открыла дверь и выпалила:
— Как видишь, я — женщина, и мне девочки не нужны!
На что она ответила низким голосом:
— Heт, вы не то подумали, у меня дверь захлопнулась.
— А изнутри тебе не могут открыть?
— Похоже, спят.
— Ну, можешь позвонить из моего номера.
— Большое спасибо.
Женщина была очень худой и с длинными распущенными волосами. Нижняя половина ее лица была слишком узкой, тонкие губы невыразительными, хотя в общем она выглядела изящной. Под халатом она оказалась совершенно голой. Когда она проходила мимо меня, я страшно удивилась, заметив волосы на ее теле. И сколько же времени она была в коридоре в таком виде, задумалась я.
Хотя она встала перед телефоном, звонить, похоже, не собиралась.
— Вряд ли ты забыла номер комнаты, — сказала я.
— Нет-нет, конечно. — Она преувеличенно сильно покачала головой. — На самом деле мы поссорились. Поэтому, если я позвоню, он наверняка не подойдет к телефону.
— А он не пожалеет потом, что ты ушла в таком виде? — спросила я.
— Да, я через десять минут попробую позвонить. Позвольте мне чуть-чуть отдохнуть… — попросила она.
Я налила еще один стакан виски и предложила ей.
Она взяла стакан обнаженной узкой рукой и сделала глоток.
— С вами такое случалось? — спросила она.
— Поступали ли со мной люди жестоко, а я с ними? Много раз! B такое время… — Будто я не могла быть помягче с Тидзуру даже во сне… — …я словно в другом измерении. Не в состоянии воспринимать все адекватно, тело двигается автоматически.
— Будто в плохом сне, — согласилась она. — У него есть жена, он не расстается с ней.
Поэтому вы поссорились, и он выгнал тебя в коридор голой?
— Он понимает, что сам виноват, поэтому становится еще грубее. Стоит повысить голос, все станет известно, поэтому иногда я специально затеваю ссору на улице этого маленького городка. Он упорно отмалчивается, а я начинаю орать. И в кафе, и по дороге. Сама довожу себя до такого душевного состояния, будто залезаю в полиэтиленовый пакет, и из него постепенно исчезает кислород. В истерическом состоянии не понимаешь, что творишь, а сделанного уже не воротишь. Потом, едва только мы заходим в отель, он сильно бьет меня. Мне уже надоело это однообразие. Мы встретились на горной дороге. Пока быстро шли и опять кричали друг на друга, нам уже стало все равно. О нас уже пошли слухи, мама уговаривает меня лечь в больницу, и, похоже, настала пора уезжать из города. Что ни делай, это — конец!
Она продолжала говорить приглушенным голосом, совсем как будто о посторонних людях.
— Извини, но ты меня уже замучила своим присутствием, — сказала я.
Это была правда. Когда я смотрела на нее, слышала ее голос, голова немела, казалось, она что-то высасывает из меня.
— Звони скорее.
— Я не могу, потому что мне страшно, — созналась она.
— Ну давай я разбужу администратора и попрошу дать тебе ключ.
— Да, так будет лучше всего. Можно вас попросить?
— Да?
— Пожалуйста, поговорите со мной еще немного. Я хочу успокоиться.
— Ладно!
— Как вы себя чувствовали, когда разбили другу сердце?
Она смотрела мне прямо в глаза, но ее мир был наполнен ею самой, и в ее глазах ничего не отражалось.
— Извини, я не буду об этом говорить. Со мной такого не случалось, отрезала я. — Всегда, в любое время, было что-нибудь интересное, веселое, красивое и замечательное.
Тот год был ужасным.
Отец, который давно не жил дома из-за другой женщины, умер, оставив наследство только мне одной. Мама тоже претендовала на это ничтожное наследство и выкрала мою печать, банковскую книжку и сбежала.
Хотя я называю ее мамой, она не была мне родной матерью. Правда, у нас сложились неплохие отношения, поэтому я была крайне потрясена случившимся. Ходили слухи, что она бросила закусочную, где работала до этого, и убежала с мужчиной. Мне было настолько досадно, что я выяснила ее адрес. Однажды я предприняла решительные действия по возвращению наследства. Я не думала, что это произойдет слишком гладко, но все прошло как по маслу, так просто, что вызвало даже разочарование.
Я прибыла в тот город ближе к вечеру. Не хотелось бы, чтобы мать связалась с каким-нибудь бандитом, поэтому я только посмотрела, где они живут, но в дом не вошла, решив дождаться вечера и пока побродить по незнакомому городу.
Так я себя ощущала тогда.
То, что называют образ жизни, впитывается до мозга костей, В то время мое тело еще оставалось пропитанным единственными узами, связывающими меня и мать.
Я не воспринимала все всерьез, поэтому думала, что мы когда-нибудь встретимся снова. Я знала, что родительские права на меня мать передала бабушке со стороны отца, но все равно мне казалась, что мы снова увидимся. Однако с тех пор мы не встретились еще ни разу. Может быть, уже больше и не встретимся. Но тогда мне было горько признать это, поэтому я старалась отогнать подобные мысли.
Поток сознания, с детских лет вселившийся в мою душу, посетил и тот город. Вечером, когда начинаются телевизионные новости, когда птицы пересекают темнеющее небо, когда большое заходящее солнце спокойно опускается за горизонт, я всегда гуляла одна. Когда жила с матерью, я всегда возвращалась домой переодеться — после занятий в школе, свидания с возлюбленным, встреч с друзьями.
Это были единственные моменты, связывающие меня с матерью. Я возвращалась не потому, что хотела встретиться с ней, это было как чувство долга по отношению к неродному человеку. Инстинктивное ребяческое желание напомнить ей, что есть живое существо, о котором надо заботиться, впиталось в мое сознание.
Когда я появлялась дома, мать всегда ужинала. Потом уходила в магазин. После того как отец перестал бывать дома, прошло уже довольно много времени, поэтому во второй половине дня мы почти всегда были вдвоем. Немного пообщавшись во время маминого ужина, я провожала ее. Пока-пока, доброго пути! — махала ей рукой, мыла посуду, наводила порядок, а потом обычно отправлялась к друзьям или возлюбленным. Возвращалась домой поздно.
