Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
Но ты умер, Гарольд, и мама тоже, и все остальные долбаные взрослые. Окончательный и бесповоротный облом. И маленькие дети. Все до единого малыши. Чарли.
Короче говоря, есть у меня к родителям парочка претензий. Они, например, назвали меня в честь Мадонны – не матери Иисуса, а той, которая пела «Вог». Спасибо, учудили.
Думаете, я собираюсь сменить имя? Не-а. Сейчас модно себя переименовывать. Народ прикинул: а что, прикольно звучит: «Привет, меня зовут Китнисс», или «А я – Трийонсе», или «Зови меня Измаил». И не мечтайте. Хочу сохранить от прежних времен хоть что-то, даже если это «что-то» – полный отстой.
Так вот, проблема (Ма)Донны – в питательном отношении, так сказать, – состоит в том, что найти источник белков очень трудно. А углеводов? Не легче. Если б вы знали, как быстро плесневеет хлеб! Дерьмовый неорганический хлеб, это чудо из чудес. Иногда крысы добираются до него раньше нас. Так чем же мы кормимся? Крысами. А что? Крысы едят хлеб, мы едим крыс – значит, вроде как тоже употребляем хлеб.
Чем еще питаются крысы? До того, как попасть к нам в желудок? Не будем вдаваться в подробности.
В свое время мы сожгли немало трупов. Очищение огнем, сказал Вашинг. Мол, какие-то чудики заявили, что так делали зороастрийцы. Да, я правильно это выговорила. Может, у меня и не такой богатый словарный запас, как у Вашинга с Джеффом, но заумь не поможет им взять надо мной верх.
Очищение огнем! Хорошие были времена. Окунаешь бандану в «Шанель № 5», натягиваешь ядовито-розовые спортивные перчатки «Норт фейс» и – раз-два взяли! Задача – сделать большую кучу из тел, использовать поменьше горючего и не вернуть обед, которым так и так не наелся.
Однако ни рук, ни времени все равно не хватало. Мертвецы валяются повсюду. Море мертвецов, они медленно превращаются в перегной, кишат червями. Для трупоедов год явно выдался удачным.
Надеюсь, аппетит я вам не испортила. Потому что с моим все в порядке. Как только жирная хрюшка валится на землю, а придурки из не-пойми-откуда смываются, я такая: «Ура, барбекю!» Еле дождалась, пока меня сменят на посту (может, поведение у меня и расхлябанное, только на самом деле я девочка хорошая. Знали бы мои преподы!) – и мигом на площадь, прямиком к Фрэнку. Он приказывает связать туше задние ноги и взгромоздить ее на ветку. Народ послушно выполняет. Я такая: бутербродика мне, пожалуйста, со свининкой струганой! Или с отбивной, или с куском ляжки, или с пятачком, без разницы. Я радостно выплясываю, но тут…
Тут замечаю Джефферсона, а тот замечает меня, и вид у него какой-то пришибленный, и я вспоминаю о Вашинге – он стоял на стене под кучей прицелов как болван, и до меня доходит, раз-два-три, ох, вот оно что, вот почему… Вот почему Джефферсон такой мрачный. И я чувствую себя засранкой.
Понимаете, когда человек голодный, за него думает желудок. Нет, правда думает! Говорят, в желудке столько же серотониновых рецепторов, сколько в мозгах. Так что мы настоящие динозавры – потому что с двумя мозгами. Да и в остальном тоже динозавры. Например, потихоньку вымираем.
Чарли больше всего нравились стегозавры. У него была такая мягкая игрушка по имени Шип…
Хватит!
В общем, до меня доходит – Вашинг пытался совершить «полицейское самоубийство». Так это раньше называлось, когда какой-нибудь тупой идиот решал: жизнь дерьмо, жить не стоит (напоминаю, речь идет о временах, когда жить еще стоило), и начинал задирать копов, размахивая пушкой и провоцируя собственное убийство…
Или Вашингу и правда так сильно захотелось биг-мака, что он подумал: «Черт с ним, ради котлеты можно и под пулю»?
Мне становится любопытно, и я топаю к Вашингу. Тот стоит у дерева, на которое подвесили свинью, – привязывает водительским узлом веревку к изогнутой арматурине, вбитой в землю.
Вашинг всегда подает подчиненным личный пример. Настоящий офицер времен Поки (этим смешным словом я окрестила апокалипсис; еще так называются вкуснющие японские бисквитные палочки в глазури). Дипломатично прошу у него объяснений.
– Что это, блин, было, чувак?
Он продолжает возиться с навороченным узлом.
Вашинг. Ты о чем?
Я. М-м… даже не знаю… счас скажу… ну вот картина, где ты стоишь перед кучей вооруженных отморозков и подначиваешь их высадить тебе мозги.
Вашинг затягивает веревку, пожимает плечами. Выпрямляется и наконец-то смотрит мне в глаза.
Я. Людям нужен вожак.
В моих устах это звучит странно. Я так обычно не выражаюсь. Но из песни слов не выкинешь.
Вашинг. Им все равно придется скоро искать нового.
И уходит. Некрасиво, между прочим, поступать так с человеком, который тебе… м-м, не совсем, ну, безразличен. Невежливо.
Я, естественно, психую. Но тут он оборачивается и с улыбкой говорит:
– Да, приглашаю тебя на барбекю по случаю моего дня рождения. Сегодня вечером. Тема вечеринки…
Задумчивая пауза.
Я. Постапокалипсис?
Он смеется.
Вашинг. Преапокалипсис. Будем делать вид, что переписываемся в «Твиттере». Обсудим новый «айфон», который все никак не выпустят на рынок. Вышлем друг другу фотки.
Я. Спросим: «Я здесь не толстая?» Загрузим мелодии для звонков.
Вашинг. Точно. Будет круто.
И снова порывается уйти. Не тут-то было. На сцену выходит младший брат Джефф, догоняет Вашинга и пихает того в бок. Они нахохливаются, как бойцовские петухи. Вашингтон и Джефферсон. Вот ведь кому с родителями повезло. Назвали детей именами президентов. Предки небось говорили братцам: «Ну вот, сынок, пришла пора тебе узнать золотое правило нравственности»; по выходным ходили с детьми в море, потом чистили рыбу или кого там; и не спрашивали у ребенка, где достать травку, – а то их дилера, понимаешь ли, арестовали.
Ладно, проехали.
Мне не слышно, о чем они спорят, но выглядит это как что-то с чем-то. Вашинг тянется, чтобы обнять Джеффа – все нормально, мол, – а Джеффу явно не нормально. Мне на его месте тоже, наверно, было бы кисло. В конце концов старший силой прижимает к себе младшего, и я отворачиваюсь: мальчишки не любят, когда кто-то видит их переживания.
Отсечение. Так Вашинг это однажды назвал. Кладете чувства в один отсек, а разум – в другой. Я тогда подняла голову с его груди и спросила: «А в какой коробке лежит твое сердце? В большой?» Он посмотрел на меня и промолчал. Вот тогда-то я типа и поняла – не светит Вашингу и Донне любовь среди руин.
– Где брезент и ведро?! – устраивает кому-то разнос Фрэнк.
Он хочет собрать из свиньи всю кровь и приготовить колбасу-кровянку в оболочке из кишок. Пару лет назад меня бы от такого блюда стошнило, но сейчас живот только сильней урчит от голода.
Вж-ж-жик! – нож Фрэнка скользит по животу добычи. Хрясь! – и вся рука Фрэнка вместе с ножом проваливается куда-то в хрюшкину грудную клетку. Фрэнк делает разрез, и свиные внутренности плюхаются точнехонько на расстеленный брезент. Будто свинья – просто очередная конструкция Умника, из которой выдернули ограничитель или как оно там называется.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69