– Филипп Лионне! – еще громче вскричала Магали, будто громкость голоса могла способствовать лучшему пониманию грозящего им события. – Самый знаменитый кондитер в мире! Не просто кондитер, а тот самый, которого называют королем кондитеров!
Неужели об этом уже все знали, кроме нее?
С выражением легкого озарения тетушка Женевьева постучала указательным пальцем по подбородку.
– Тот молодой парень, который раздразнил гусей своими фирменными macarons[6]?
Слово «макаруны» она произнесла нежно, на особый парижский манер. В ее устах оно ничуть не походило на тягучие кокосовые американские «макеруны» – здешние восхитительные райские пирожные наполняла воздушная сладость, и парижские макаруны являлись настоящей проверкой квалификации шеф-повара. И, согласно отзывам всех гурманов, Филиппу Лионне они удавались лучше всех в мире.
– Не он ли заходил к нам на прошлой неделе? – вспомнила вдруг тетушка Женевьева.
Что-о-о?
– Разве, Магали, ты не видела его у нас? – спросила она. – На мой взгляд, он грубоват, ведет себя так, словно у него нет времени, чтобы снизойти до нас, простых смертных. И он определенно умеет привлечь к себе внимание, – неодобрительно добавила она, хотя явно не намеревалась уделять ему в своем кафе особого внимания. – Впрочем, он вполне привлекателен, а если поднаберется приличных манер, то даже может тебе понравиться.
Она с любопытством взглянула на племянницу. Поначалу, в годы ученичества Магали, ее смутило осознание того, что Магали в своих предпочтениях питает склонность к противоположному полу, но никаких осложнений у Магали с мужчинами не воспоследовало, сама же она давно смирилась с их отсутствием. Вероятно, еще больше ее радовало, что Магали вообще не расположена заводить обширных знакомств с представителями мужского пола.
– Гм-м-м. – Тетушка Эша издала мягкий протяжный звук, означающий, что она предвидит проблемы там, где тетушка Женевьева видит одни лишь забавы.
– Он по всем признакам светский лев! Да что там говорить – вызывающий восхищение принц! – сконфуженно предостерегла она тетушку Женевьеву, огорчаясь, что ей приходится напрямик высказывать свои мысли.
– Ах, какой титул! – Женевьева, кажется, рассердилась.
Магали усмехнулась при этих словах. Да сколько есть в мире сказок – ни в одной из них ни разу не упоминалась романтическая привязанность между принцем и ведьмой. Описывались многочисленные сражения, это верно, и множество заносчивых принцев и королей превращались в лягушек, но, конечно, ни о какой подобной неразделенной любви не могло быть и речи.
Что всецело устраивало Женевьеву. Но, зная завышенные требования романтичной племянницы к представителям мужского пола, она испытывала возмущение тем, что любой мужчина – пусть даже принц – мог во мнении окружающих стоять куда выше, чем ее любимица Магали.
– Филипп Лионне… всемирно знаменитый король кондитеров… открывает очередной филиал своей фирменной торговли… прямо на нашей улице! – Магали с подчеркнутой выразительностью выговаривала каждое слово, пытаясь вникнуть в то, что поселило тревогу в ее душе.
Женевьева нахмурилась.
– Видишь ли, это смелость, граничащая с наглостью! – заметила она, повернувшись к Эше. – Он мог бы более уважительно отнестись к нашей округе. Вот я, к примеру, ни за что не стала бы открывать свое кафе рядом с его кондитерской!
«Пожалуй… верно, – подумала Магали, – это справедливый подход».
– Но, по-моему, дело тут не в его смелости, – стараясь быть реалисткой, тем не менее возразила она. – По-моему, смелости он проявил не больше, чем если бы встретил на пути какую-нибудь букашку.
Эша в волнении пригладила свою длинную терракотовую тунику, прикрывавшую ей шальвары. Ее брови недоверчиво изогнулись.
– Ты хочешь сказать… что он просто – не видит нас?.. Это еще почему?..
Тут тетушка Женевьева наконец озаботилась, сообразив, какой ход приняли мысли племянницы. Она глянула на Магали с нарастающим возмущением.
– Так ты думаешь, что дело не в храбрости? Тебе не кажется, что ему все же пришлось набраться смелости, чтобы открыть магазин возле нас? Ты полагаешь, он попросту не замечает нас?
Магали кивнула.
– Я полагаю, что он, скорее всего, ознакомился со всеми кондитерскими в нашей округе, проанализировал цены и решил, что рядом с нами ему ничто угрожать не будет.
Губы Женевьевы сжались, было видно, что мысли ее закипели в полнейшем молчании, и Магали не на шутку представила, что ее тетушка вот-вот взорвется, разразившись гневной тирадой.
Тетушка Эша успокаивающе поглаживала вышивку на тунике.
– Я не стала бы, разумеется, никому угрожать, – мягко проговорила она, – то есть не стала бы открыто вредить ему. Однако, вероятно, любому принцу лучше узнать еще в молодости, что осмотрительность – основа собственного благополучия…
Женевьева расхохоталась с такой зловещей язвительностью, которая посрамила бы таланты самого Бориса Карлоффа[7].
– Я тоже не намерена ему угрожать. Но он не заслуживает даже предостережения!
Магали тяжко вздохнула. Ни та, ни другая из ее тетушек, казалось, не замечала, что он обошелся с ними как с незаметной букашкой, только лишь потому, что у него имелись на это возможности. Он мог присвоить себе всю их клиентуру, просто открыв поблизости свой магазинчик. Что ему за нужда сейчас конкурировать с кем бы то ни было? Имея за своими плечами пять поколений лучших кондитеров, он закалился в конкуренции не только с предками, а и со всеми прочими кондитерами Парижа, и в соперничестве с целым миром его в итоге признали лучшим.
– Я пойду и поговорю с ним.
Ведь он затронул и ее интересы! По крайней мере, она обладала достаточным пониманием грозящей опасности, чтобы по праву разозлиться.
Лица обеих тетушек выражали неодобрение.
– А стоит ли тебе предостерегать его, Магали? Надеюсь, ты не собираешься любезно с ним ворковать? – осуждающе поинтересовалась Женевьева. – Уж не клюнула ли ты на его привлекательность? По-моему, совершенно неразумно давать преимущества перед тобой какому-то человеку – особенно принцу – лишь в силу его привлекательности.
– И никаких угроз, Магали, – осторожно прибавила тетушка Эша. – Помни о карме: плоды, которые ты пожнешь, вырастают из посаженных тобой же семян.
Тетушка Женевьева усмехнулась.
– Если кто-то попытается бумерангом вернуть Магали угрозу, то я не сомневаюсь, что мы сумеем заставить его пожалеть об этом.