Морган кивнул.
— Да. Если верить написанному, он является конечной инкарнацией бога… не помню какого. Его миссия…
— Эсхатология, — сказала я, наслаждаясь каждым слогом этого полезного слова. Прежде чем Морган успел спросить, что оно означает, я постаралась произвести на него впечатление широтой кругозора и глубиной знаний, почерпнутых из газет. — У него ашрам в Катманду. Он окружен хиппи. Все они принимают наркотики. Настоящее имя Калки — Джеймс Дж. Келли. С его появлением на Земле человечеству придет конец. Понимаешь, у меня фотографическая память. — Это правда. Если я что-то читала, то запоминала на всю жизнь. Слава богу, большинство моих воспоминаний надежно загнано в глубь подсознания, заперто. От избытка воспоминаний можно сойти с ума, особенно от бесконечного потока бессмысленных изображений на экране телевизора и черных цепочек слов на страницах газет, которые, вторгаются в мозг и разрушают хрупкий дом памяти, как муравьи-убийцы.
— Молодец, малышка! Так что, ты будешь писать о нем?
— Морган, я летчик-испытатель.
— Ты — автор бестселлера «За гранью материнства».
— Его автором является Герман В. Вейс. Поручи это ему. Он преподает структурную лингвистику и семиотику в университете Сан-Фернандо.
— Я хочу, чтобы это сделала ты.
— Почему?
— Потому, Тедди, — его голос звучал мрачно, убедительно и искренне, — что он хочет иметь дело с тобой.
— Кто «он»?
— Калки. В прошлый понедельник он сообщил по телексу в лос-анджелесское бюро «Нейшнл сан», что в данное время на свете есть только один писатель, которому он согласится дать интервью, и что этот писатель — точнее, писательница, летчица и роскошная женщина — не кто иная, как Теодора Гехт-Оттингер. Я свалял дурака, рассказав тебе об этом, потому что теперь ты сможешь взять меня за глотку. Но меня это не волнует. Ты нужна мне, Тедди. Нет ничего проще. После интервью Майка Уоллеса репортеры слетятся на Калки, как мухи на мед. Вот почему я решил стать первым. Сделать это я могу одним-единственным способом: послав тебя.
— Ему известно, что я не умею писать? — Сама не знаю, почему я решила, что стоит упомянуть о такой мелочи. Как будто писать умел кто-то другой. Я могла прочитать одну страницу Джоан Дидион, даже страницу Ренаты Адлер. Но не больше. Я читала Мишеля Фуко. Однако тогда я как проклятая зубрила французский. Начиная с февраля литература и искусство деградировали на глазах, и отрицательная энтропия стремительно нарастала.
— Я найму для тебя писателя, — сказал Дэвис (или «липучка Дэвис», как бы написал Г. В. Вейс).
— Не знаю… — начала я и вдруг прикусила язык, поняв, что мне наконец опять привалила удача.
— Тедди, золотко, это действительно может быть очень важно. Я уже связался с издательством «Даблдей». Они подпишут с тобой договор на книгу. Ничего не может быть проще. Все, что от тебя требуется, — включить свой верный диктофон и заставить парня разговориться. Ты войдешь в историю.
— Почему?
Дэвис сузил (как сказал бы Г. В. Вейс) маленькие глазки. Я заметила, что они покраснели от дыма. В прошлом феврале в Лос-Анджелесе было нечем дышать.
— Потому что, — сказал Морган, — мистер Келли говорит, что он бог. Потому что Калки финансируют богатые люди, считающие его богом или говорящие, что они так считают. Если у людей с большими деньгами есть для этого какие-то особые причины, постарайся обнаружить их. — Нюх Моргана на деньги был почти таким же острым, как у Клея Фелкера. — За последний год он приобрел в Индии огромное количество последователей. Это особенно интересно, если учесть, что он американец. Можно было ожидать, что весть о бывшем солдате, объявившем себя индуистским богом, доведет индусов до белого каления. Но они не злятся. Скорее наоборот. Миллионы их занимаются самоочищением, готовя себя к концу света.
— Может быть, он действительно бог? — Эта история начинала казаться мне забавной.
Выхлопы реактивных самолетов образовали над пальмами трапецию.
— Но если он бог, — рассудительно спросил Морган, — чего он хочет? У него и так все есть.
— У Нельсона Рокфеллера тоже было все, но он еще хотел стать президентом. Боги всегда чего-то хотят. Хотят, чтобы ты жил, подчиняясь «золотому правилу», но, будучи всемогущими, не позволяют тебе делать это, потому что такое поведение испортило бы им игру. — В частности, это было справедливо для первоначального бога моих родителей, вспыльчивого старого брюзги Иеговы. За несколько лет до моего рождения супруги Гехт сменили Иегову на Мэри Бейкер-Эдди, бунгало в пригороде Сан-Диего и клуб, открытый только для гоев. В результате еврейскими у нас остались лишь носы. Отец умер, убежденный в том, что смерти не существует. Согласно моей теории, Мэри Бейкер-Эдди тоже не существовало, потому что смерть есть. Это уж как пить дать.
— Как бы там ни было, — сказал Морган, снова садясь на своего любимого конька, — самое главное — это деньги. Откуда они берутся? Почему он позволяет себе посылать детей на улицы раздавать брошюры, цветы и отказываться от денег?
— О’кей, Морган. Ты меня заарканил. Я стану Теодорой Оттингер, женщиной-репортером. Орианой Фалаччи Западного Голливуда. Но почему? Почему из всех профессиональных журналистов, рыщущих вокруг, он хочет говорить именно со мной?
— Ну, он говорит, что читал «За гранью материнства».
— Тогда ты должен был послать к нему Германа В. Вейса.
— Нет. Тебя. И только тебя. — Профессиональный острый взгляд Моргана сменился искренне растерянным. — Слушай, малышка, я удивлен не меньше твоего. Я даже отправил ему телекс и предложил встретиться с Норманом Мейлером. Сама знаешь, Мейлер писать умеет. Ответ был: «Оттингер или никто».
— Значит, Оттингер. О’кей. — Мы пожали друг другу потные руки, после чего я вытерла ладонь уголком полотенца Моргана. Он сказал, что свяжется с моими литературными агентами в офисе издательства «Уильям Моррис». И что передаст мне всю информацию о Калки, которую сможет найти.
На груди Моргана отпечаталась перевернутая статья «Проведите свой отпуск на Карибах».
2
— Привет, ма! — Тесса крепко обняла меня. Потом я обменялась рукопожатием со своим бывшим супругом Эрлом Оттингером-младшим.
— А где Эрик? — спросила я.
— У врача. Проходит тест на аллергию.
— Это уже третий.
— Тедди, они ему необходимы. Мальчик очень уязвим. Он слишком многое испытал. Как и все мы.
Я напомнила себе, что не должна устраивать сцену из-за денег. Особенно при Тессе, очень хорошенькой. От «заячьей губы» почти не осталось следов, и я порадовалась, что часть моих исчезнувших денег была потрачена с умом. Затем Тесса оставила нас с Эрлом-младшим наедине, или, как выразился бы Г. В. Вейс, «бросила на произвол судьбы».
— Мартини?
