Ненавижу, когда нас заставляют работать в группах. Все мигом разбиваются на компашки: Роксана со своими подпевалами, Почти-Алан-Ширер с другими футбольными психами, Бандюга Диксон со своими громилами, Плакса Лиззи и Придурок Дон со своими приятелями, Заучка Ханна и Зубрила Эндрю тоже друг с другом. И еще я.
Р.М. каждый раз пристегивает меня к другой группе. А иногда в группе я одна, сама по себе. Ну и ладно, мне так больше всего нравится. Я их всех ненавижу!
Кэм говорит, что мне надо с кем-нибудь подружиться. А я не хочу дружить с этими тупыми уродами! Я постоянно ною, что школа мерзкая, и прошу Кэм куда-нибудь меня перевести. Но Кэм такая бестолковая! Ну сходила она в управление образования, там ей сказали, что все остальные школы в нашем районе переполнены. Она и смирилась. Не захотела скандалить. В этой жизни, если хочешь чего-нибудь добиться, надо уметь бороться! Я-то знаю.
– Тебя поставили на очередь, – сообщила Кэм, как будто думала, что я обрадуюсь.
Да я всю жизнь в очереди, дожидаюсь нормальной жизни! Когда Кэм пришла к нам в детдом собирать материал для нудной статьи, я решила – вот он, мой великий шанс! Между прочим, она меня в статье едва упомянула, а заплатили ей всего сотню фунтов. Я думала, такая приемная мама мне как раз подойдет, потому что мы с ней обе писательницы.
Правда, пришлось ее долго уговаривать. Но я умею быть целеустремленной, когда мне что-нибудь нужно. А Кэм была мне нужна. Очень.
Так что, когда она наконец сказала: «Ну ладно, Трейси, давай попробуем, хорошо?» – это было не просто хорошо. Я готова была прыгать до луны. Прямо в космос улететь от радости. Дождаться не могла – скорей бы уехать из этого несчастного детдома. Ужасно злилась на своего соцработника, Илень-Мигрень, что она все тянет с оформлением моей новой приемной семьи.
– Трейси, давай не будем торопиться, – говорила она.
А мне хотелось торопиться, а то как бы Кэм не передумала. Ей пришлось ходить на бесконечные собеседования и на какие-то курсы, хотя это совсем не по ее характеру. Она терпеть не может, когда ею командуют и поучают, – совсем как я. Мало ли, вдруг бы ей надоело и она бы решила все это бросить.
Но в конце концов нам разрешили провести вместе выходные. Ой, как было здорово! Кэм хотела провести время тихо-спокойно: прогуляться в парке, посмотреть пару фильмов по видео, заказать пиццу с доставкой… Я ей сказала, что все это у нас и в детдоме бывает – а нельзя ли как-нибудь по-особенному отпраздновать наши первые совместные выходные?
Ну, вы уже знаете, уговаривать я умею. Кэм сводила меня в парк аттракционов, там было просто потрясающе, и даже купила мне громадного игрушечного питона с зелеными блестящими глазами и черным раздвоенным языком. Кэм долго упиралась, говорила, что не хочет подкупать меня подарками, но я заставила питона умильно обмотаться вокруг нее и «попросить», чтобы его обязательно купили, а то продавец очень жестоко с ним обращается, когда он всего-то проголодался немножко и слопал пушистого игрушечного кролика и нескольких заводных мышек.
Все-таки Кэм его купила, хоть и твердила, что она с ума сошла и теперь до получки ей придется питаться одними бутербродами с сыром, потому что входные билеты и гамбургеры с жареной картошкой и без того стоили кучу денег.
Надо было мне уже тогда сообразить, что она жадная, но мне так хотелось, чтобы Кэм взяла меня к себе! Я совсем не замечала ее недостатков.
Может, моих недостатков она тоже не замечала?
Мы обе, в общем, как будто надели розовые очки, и улыбались друг другу, и все в мире было прекрасно, а в воскресенье вечером Кэм обняла меня на прощание почти так же крепко, как я ее, и сказала, что очень хочет довести дело до конца и взять меня к себе насовсем.
Так она и сделала. На этом моя история должна бы и закончиться. Жили они долго и счастливо… Только я не все время так уж счастлива. И подозреваю, Кэм тоже.
Вначале все было хорошо. Илень говорит – это у нас был медовый месяц. Понимаете теперь, почему я ее прозвала «Мигрень»? Как ляпнет иногда… Хотя на самом деле правда – чем-то мы с Кэм были похожи на новобрачных. Всюду ходили вместе, иногда и за руки держались, а когда мне чего-нибудь хотелось, Кэм все мне покупала, если хорошенько попросить. И я старалась не слишком буянить, а то вдруг еще Кэм разозлится и отправит меня обратно в детдом. Но прошло время…
Не знаю, в чем дело. Все изменилось. Кэм иногда отказывается водить меня в «Макдоналдс» и покупать мне разные вещи. Нужные, прямо-таки необходимые вещи – дизайнерскую одежду, например, чтобы меня не дразнили вредные девчонки вроде Роксаны. Кэм говорит, что не может себе позволить такие покупки. Неправда! Я же знаю, государство ей кучу денег платит за то, что она обо мне заботится. Это просто надувательство! И плюс еще то, что ей платят за книги.
Кэм говорит, что за писательство платят не много. Семечки, так она выразилась. Ну, сама виновата! Сочиняла бы что-нибудь захватывающее, чем тратить время на нудные газетные статьи, даже без картинок. А книжки у нее еще хуже. Тоскливые истории о бедных девушках с кучей проблем. Кто станет это читать? Лучше бы любовные романы писала! Я ей говорю, пусть пишет такие шикарные книги в глянцевых обложках, которые все всегда берут с собой в отпуск. Где красавицы в роскошных нарядах, а мужчины все занимаются интересной работой, все такие сильные и решительные и все постоянно то сходятся, то расходятся, и поэтому там очень много неприличных страниц.
Кэм только смеется и говорит, что такие книги терпеть не может. Она говорит, что ее не волнует писательская слава.
А меня волнует! Я хочу такую приемную маму, которой можно хвастаться. А Кэм разве похвастаешься? О ее книгах никто и не слышал никогда. И сама она не особенно красивая, не гламурная и совсем не секси. Не красится, а волосы стрижет так коротко, что их даже уложить невозможно, так и торчат дыбом. А одевается вообще ужасно: джинсы и футболки, и уж конечно не от какого-нибудь известного дизайнера.
И жилье у нее такое же невзрачное. Я-то мечтала жить в большом, роскошно обставленном доме, а у Кэм крохотная тесная квартирка. Даже ковра нормального нет, всего лишь несколько самодельных ковриков на полу. Кататься на них весело, но вид-то убогий! А видели бы вы ее диван… Кожа вся потрескалась, так что приходится ее прикрывать лоскутным одеялом и пухлыми подушками – Кэм их сама вышивала крестиком. Она и меня пробовала научить вышиванию, но у меня на это терпения не хватает, сразу начинаю злиться и бросаю.
У меня своя комната, но ее не сравнишь с моей комнатой в детском доме. По размеру – просто чуланчик. А Кэм такая вредная! Говорила, что свою комнату я могу обставить как захочу. У меня было столько идей! Я хотела громадную кровать с белым атласным покрывалом, и туалетный столик с лампочками вокруг зеркала, как у кинозвезд, и белый ковер, пушистый, как кошачий мех, и собственный компьютер, чтобы печатать мои истории, и стереосистему, и большущий белый телевизор, и видеомагнитофон, и трапецию, на которой можно разучивать цирковые трюки, и отдельную ванную, чтобы целыми днями плескаться в джакузи.
