Глава 1
1960 год
— Мадди! Мадди! Тебе пора бежать домой.
Мадлен Кэтлин Драгумис оторвалась от книги и подняла глаза.
— Неужели так поздно, мисс Латем? Я совсем потеряла ощущение времени.
Джейн Латем улыбнулась маленькой воспитаннице-пятикласснице. Мадди была для нее загадкой. Ее познания оставляли желать лучшего, но она настолько горела желанием исправиться, что учительнице не хватало духу оставить девочку на второй год. Мадди с упоением читала все подряд, однако как только дело доходило до письменного изложения, правописание оказывалось ужасающим, а грамматика ни с чем не сообразной. Правда, ей хорошо давалась математика. Девочка словно наслаждалась цифрами, особенно когда Латем задавала классу упражнение на работу с воображаемыми деньгами, чтобы школьники учились вести бюджет. Мадди всегда первой в классе рассчитывала, как потратит сумму до последнего пенни.
Больше всего на свете Мадди любила читать книги и рассказы в журналах о богатых и преуспевающих людях. Ей нравилось думать о деньгах. Но судя по тому, как девочка одевалась, Латем понимала, что она их видела в жизни не много. Нельзя сказать, чтобы большинство детей в школе Грин-Маунтин могли похвастаться зажиточными семьями, но Мадди выглядела хуже других. В этом уголке Пенсильвании никогда не было высоких доходов. А с закрытием единственной в городе фабрики чуть ли не каждый житель оказался в бедственном положении. Да и сама Латем последние недели рассылала письма в надежде найти педагогическую работу в более благополучных районах штата.
— Половина пятого, дорогая. Нам пора закрывать школу. Пошли, я тебя подброшу. Если выполнила всю остальную работу, можешь взять с собой эту книгу.
— Спасибо, мисс Латем, я лучше прогуляюсь.
— Не стоит. Скоро стемнеет. А ты ведь живешь на другом конце города. Собирайся. — Джейн помолчала. — К тому же я хочу поговорить с твоей матерью.
— Ах вот как… э-э… ее не будет дома… мама получила место официантки в Томасвилле.
Джейн Латем заперла за собой дверь классной комнаты. Близился День благодарения[5], а Мадди была без пальто — только в выцветшем до белизны нейлоновом свитере поверх хлопчатобумажного платья.
— В какое время мать будет дома?
— Скоро. К ужину, — быстро проговорила девочка.
Учительница пожала плечами:
— Ладно, поговорю с ней в другой раз. Передай, чтобы она мне позвонила и назначила встречу. Но тебя я все равно подброшу. На улице ужасно холодно, чтобы разгуливать в таком виде.
Мадди не хотела, чтобы учительница знала, где она живет. С другой стороны, в такую стужу ходить совсем не мед. И чтобы решить дилемму, она с благодарностью приняла предложение, но попросила высадить ее в двух кварталах от дома, у магазина Джонни. Сказала, что ей надо купить к ужину кое-какие продукты.
Как только машина мисс Латем скрылась из виду, Мадди задами по темным переулкам пробралась к дому. Впрочем, «дом» — было сказано слишком сильно. Сейчас он являл собой скорее городскую развалину, правда, из лучших. И Мадди делила ее с ничейной кошкой, которую нашла и назвала Скрэппи. Раньше под крышу на ночь иногда забредал какой-нибудь бездомный, и они со Скрэппи тихонько прятались в тайной каморке в подвале, пока утром не удавалось незамеченной выскользнуть в школу. Но теперь город совершенно обнищал и весь дом был в ее распоряжении. Бродяги миновали Грин-Маунтин по железной дороге на запад или на восток: все знали, что у них милостыней не разжиться.
Мадди это тоже понимала. Конечно, оставались лавочники, которые в конце дня отдавали ей подпорченные продукты — девочка говорила, что берет их для домашней собаки и цыплят. Она строго следила, чтобы не являться к одному и тому же торговцу чаще, чем раз в неделю: не хотела злоупотреблять великодушием. Дама из Армии спасения знала мать Мадди и откладывала для нее лучшие вещи ее размера. Но в бедном, в основном католическом городе с большими семьями пожертвования стали совсем скудными. И Армия спасения была вынуждена тоже закрыться.
И ни единый человек в городе не знал, что десятилетняя девочка уже в течение четырех месяцев жила одна со Скрэппи.
Мадди как-то выкручивалась. Одноклассники смеялись над ее одеждой, которая всегда висела мешком на ее костлявой фигурке. И ловили между уроками, когда девочка крала крохи их завтраков: там апельсин, там крекер, а там — половину сандвича. И грозили донести директору школы. Но когда ее глаза наполнялись слезами, даже самые жестокосердные дети испытывали к ней сочувствие. Мадди продолжала красть еду из коробок с завтраками, а одноклассники притворялись, что не замечали. Она была такой тихой и печальной, что даже у самых отъявленных задир не поднималась на нее рука. Большую часть времени Мадди занималась собой, и сверстники не обращали на нее внимания.
Никто не мог взять в толк, почему она такая бедная. Ведь Мадди постоянно говорила, что ее мать работала официанткой, а отец занимал важный пост в Нью-Йорке. Потом одноклассники догадались, что об отце она лгала. И так оно и было. Но насчет матери не были уверены. Как и сама Мадди.
Отец Мадди — а у нее в самом деле был законный отец — исчез через несколько недель после ее рождения. Мать Мадди носила в бумажнике его маленькую фотографию, и девочке нравилось смотреть на кусочек картона. На снимке был изображен крупный симпатичный мужчина с темными вьющимися волосами и пронзительными греческими глазами. Девочка видела его имя, напечатанное в ее свидетельстве о рождении, — Ник Драгумис. Она не знала, что произошло с Ником, а мать отказывалась о нем говорить.
И Мадди убедила себя — признаться, без всяких на то оснований, — что отец уехал в Нью-Йорк и там стал богатым и знаменитым. Она любила фантазировать — а фантазировала она все время, — что пройдет время и Ник Драгумис загорится желанием увидеть свою любимую и покинутую после рождения дочь. Тогда он пошлет за ней. И после их счастливого воссоединения поселит в изящном доме где-нибудь по соседству. И у нее будут самые красивые платья из всех девочек в их частной школе.
