Прикусив губу, я сердито переключилась на третью скорость: слишком резко срезала на Уондсвортском развороте. Гарри сонно перевалился на одну сторону. Голова прижалась к стеклу, рот широко раскрылся, сбоку потекла маленькая струйка слюны.
Мамочка была в восторге, как же иначе. Достаточно было открыть парадную дверь и лишь раз взглянуть на внушительных размеров сапфир на моей левой руке, и она уже готова была пасть на колени и целовать полу его телогрейки, так она обрадовалась. Просияв, она крепко схватила его за руку и провела в гостиную, чтобы составить список гостей на свадьбу, а дальше покатилось – к алтарю, как с горки на санках. Мама командовала парадом, почти не расставаясь с телефоном.
– Он какой-то там родственник какого-то там лорда! – восторженно пищала она по телефону Марджори Бердетт, подружке. – Только вообрази: вот он умрет, потом умрет его двоюродный брат, потом еще кто-нибудь из их рода, и Рози, может, даже станет леди! Как знать, может, ей подфартит даже больше, чем Филиппе! – С ней случился словесный оргазм, и трубка со стуком упала на столик в прихожей: ведь как-никак с замужеством Филиппы трудно тягаться.
Филиппа – моя старшая сестра. Не просто красивое, стройное создание с лебединой фигурой, но и очень умна под стать. Пару лет назад она, взяв отпуск в лондонской больнице, где работала анестезиологом, – о да, все очень серьезно! – вырвалась домой, на местные танцы. Тут она встретила, обворожила и впоследствии «окольцевала», по тактичному выражению моей матери, – непомерно богатенького здешнего землевладельца, который, по маминым словам, жил в «самом крутом доме на весь Глостершир, Марджори!».
Гарри же, с его претензиями на благородное происхождение, разбудил в сердце матери скрытый провинциальный снобизм, и с минуты объявления помолвки ее понесло. То меня тащили в «Питер Джонс» составлять свадебный список, то запихивали в свадебные платья в «Хэрродс», припугивая продавщиц и доводя ассистенток – а иногда и меня – до слез; то мотаться по турагентствам и проверять организацию медового месяца. В какой-то страшный момент я так запуталась, что подумала, будто выхожу замуж за свою мать. Конечно, такой энтузиазм со стороны матери невесты – явление нормальное, но все же меня не покидало ощущение, что мамочка постоянно намекает мне: «давно бы пора» – ведь она никогда не упустит случая напомнить, что мне уже. С ого-го каким хвостиком, между прочим.
Подготовка шла полным ходом, и мама с Гарри спелись лучше некуда. Когда он вскользь упоминал имена своих друзей и родственников, членов аристократических семей, у мамочки текли слюнки. Похоже, ее не волновало, что у Гарри нет работы, не так уж много денег и всего-то имущества – пара маленьких домиков в Уондсворте и какие-то мифические акции и ценные бумаги. Стоило матери услышать, что он знаком с Майклом Хезелтайном и герцогиней Девонширской, как она готова была извиваться на ковре, бить ногами и умолять: «Еще, еще!» Помню, как-то раз после ужина, во время которого Гарри потчевал нас очередной историей о встрече с покойным Лоренсом Ван Дер Постом (как удобно для Гарри: почти все его друзья-аристократы – покойные), мы с ней поднялись наверх. Пожелав мне спокойной ночи, она – я не вру! – обняла меня за талию и прошептала: «Ты сделала это, Рози. Ты это сделала!»
Помнится, я подумала: как же все-таки странно. Столько лет она меня не одобряла, упрекала в неопрятности, честила моих недостойных бойфрендов, корила за отсутствие честолюбия и твердила, что я приношу одни разочарования. И вот одним ударом я это сделала! Завоевала ее одобрение и, может, даже любовь. И каким же образом? Приведя в дом совершенно незнакомого человека. Я растерянно смотрела на нее и, как ни странно, не ощетинилась, не огрызнулась, не отдернулась в ужасе. Я просто заглянула в ее сияющие от восторга глаза и с удовольствием приняла ее радость. Это было так просто, понимаете, и так непривычно: не сражаться с ней, не бунтовать. Я никогда не подозревала, что мне обидно, что Филли и мой брат Том, близнец Филли, умеют ей угодить, а я нет, но в тот вечер я засыпала, испытывая нелепое, а кто-то скажет – жалкое, чувство счастья.
Вот папа – другое дело. Его любовь всегда была сильной, откровенной и безусловной. Услышав новость, он как-то притих.
– Ну что ж, милая, главное, чтобы ты была счастлива, – сказал он наконец.
– Но он же тебе нравится, пап? – встревоженно спросила я.
– Конечно, нравится. Конечно.
Мы сидели на старой скамейке у теплицы, и, помнится, я услышала, как меняется тон его голоса: он становился более уверенным, будто папа почувствовал себя виноватым. Но он уже поднялся на ноги. Взял садовые перчатки, секатор, напялил старую потрепанную шляпу и пошел к овощной грядке в конце сада. Его высокая фигура двигалась быстро и уверенно, как всегда, но мне показалось, что он слегка поник и шел понуро, медленнее, чем обычно.
Тогда меня впервые посетило сомнение. Во второй же раз это случилось со мной прямо перед тем, как войти в церковь. Стоя у входа в нашу деревенскую церковь под руку с отцом, я вдруг ощутила жгучее желание сорвать фату, рвануть со всей мочи и смыться на первом же автобусе девятого маршрута. Я сжала зубы и внушила себе, что все дело в предсвадебных нервах; потом заиграл марш «Царица Савская», я вздернула подбородок и зашагала по проходу. Третий приступ сомнений настиг меня примерно через час, на свадебном приеме в саду моих родителей. И, между прочим, его вызвала очаровательная Шарлотта. Невероятно худая, раскрасневшаяся и разгоряченная, в отвратительной розовой шляпе, она подскочила ко мне и громко выкрикнула:
– Рози, ты прелесть, что отважилась выйти за старину Шалтая-Болтая![8]Какая же ты храбрая! Одному богу известно, что тебя ждет!
– Ш-шалтая-Болтая? – запнулась я.
– Ага, – весело рассмеялась она. – Старая детская кличка. У тебя же тоже в детском саду было прозвище, да?
Не было, и в детский сад я не ходила, но это лишение меня не тревожило. Гораздо более шокирующим было другое открытие – оно вдарило мне прямо между глаз со всей силой потерявшего управление грузовика. Боже милостивый. Я вышла замуж за Человека-Яйцо. За толстяка, шестерку в их компании; и более того – оказывается, я храбрая и отважная и сделала то, что другим и в голову бы не пришло. Помню, стояла я там в кремовом шелковом платье и остолбенело моргала вслед удаляющейся Шарлотте, вцепившись в бокал с шампанским, но не ощущая его.
После этого на мой мир постепенно опустилась темнота, и правда выплыла наружу. Я вышла замуж за мужчину, который в свои тридцать девять лет уже отчаялся жениться. Я была уже четвертой поварихой, которой он помогал ощипать вальдшнепов. Четыре попытки соблазнения с бутылкой шампанского и вытиранием слез бедной Золушке. В их компании это был знаменитый анекдот – как Шалтай-Болтай пытался подцепить телку. Но на этот раз – только вдумайтесь! – на этот раз он не только ее охмурил, но и женился! Самое время надрывать животы, завывать от хохота, впадать в истерику и – стоп, снято! Хотя погодите-ка минутку… Откуда им знать – может, я его люблю? И наш брак заключен на небесах, вот!
