–Уильям, немедленно верни палку Дугалу! – требует его высокая изможденная мать.
Услышав имя Дугал, я усмехаюсь, хотя сама не знаю почему. Конечно, кинозвезду с таким именем представить сложно, но, в конце концов, в наши дни детей называют и гораздо более нелепо. Некоторые люди усмехаются, когда впервые слышат мое собственное имя, хотя лично я очень им горжусь. На мой взгляд, если человеку чем-то не нравится имя Санни, значит, у него серьезные проблемы со вкусом.
–Сидите здесь и не балуйтесь. Хотя нет, пойдемте со мной.
Все трое мальчишек издают в унисон пронзительный вопль, а младший хватает мать за руку и тянет ее к дверям ресторана. Я мысленно молю, чтобы женщина завела детей внутрь, но тут как назло появляется официантка, не вовремя решившая собрать со столиков грязную посуду. Заказав три фруктовых сока и чашку диетического мокко, женщина пытается снова усадить сыновей на стулья. Я смотрю куда-то вдаль, пока старший из мальчиков не начинает носиться вокруг моего столика, а непрерывно вопящий Дугал не припускает за ним следом. Сделав на своих маленьких пухлых ножках несколько кругов, Дугал вдруг бросается к дереву, которое стоит ярдах в десяти от ресторана. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, чем занята мать мальчиков. Она старается пристроить во рту самого младшего карапуза соломинку из стакана с соком и одновременно поглядывает на двух других сыновей.
Не знаю, что родителям следует делать с малышами, однако уверена – дети не должны так орать. Если у меня когда-нибудь появится собственный ребенок, то в общественных местах он будет вести себя идеально. Мои дети будут умными, милыми и самостоятельными, а кричать и колотить предметами по столу они не будут. Дома – пожалуйста, а на людях – ни в коем случае.
–Дугал, быстро иди сюда! Чарли! Немедленно перестань! – кричит несчастная мать, заметив, что старший сын расстегнул шорты и уже собрался помочиться на придорожное дерево.
Оба застывают на месте как вкопанные. Чарли послушно застегивает шорты. Секунду спустя они опять начинают носиться вокруг моего столика. Старший из мальчишек, Чарли, толкает мой стул всякий раз, когда пробегает мимо, и я торопливо ставлю чашку на стол, чтобы не расплескать кофе на свою белую блузку из лайкры.
Я смотрю на часы. Тренажерный зал откроется только через двадцать минут. По воскресеньям он работает с восьми утра, как, будто Господь не разрешает заниматься спортом, пока солнце не встанет достаточно высоко. Ну что ж, еще десять минут детских воплей, и можно будет идти.
Улица остается на удивление тихой. Слишком тихой даже для воскресенья и для такого раннего часа. Сейчас поздняя осень и, несмотря на жаркую погоду, туристов совсем немного. Именно из-за жары люди и не высыпаются. Большинство, наверное, вертятся в кроватях, взбивая подушки и стараясь забыться сном еще хотя бы на часок.
Чарли прекращает бегать вокруг стола и останавливается напротив, уставившись мне в глаза.
–Что такое? – спрашиваю я спокойно, без всякого интереса.
–Кто будет ухаживать за твоей собакой, когда ты умрешь? – интересуется ребенок, мотнув головой в сторону спящего Лабрадора, который привязан к ограждению примерно в пяти футах от меня.
–Это не моя собака, – отвечаю я ребенку.
Шестилетний Чарли качает головой и фыркает. Я фыркаю в ответ. Чарли поднимает на меня свои маленькие глазки и снова начинает бегать вокруг стола.
Я оглядываюсь по сторонам. Скорее всего, собака принадлежит или немолодому мужчине, сидящему в соседнем «Гарден кафе» чуть дальше по улице, или пожилой даме, которая устроилась за одним из столиков «Старбакса», прячась под навесом от утреннего солнца. На календаре уже двадцать седьмое сентября, однако, метеорологи обещали, что сегодня будет один из самых жарких дней в году. Несмотря на такую теплую погоду, пожилая дама одета в толстое темно-серое пальто из тех, что носили в сороковых годах двадцатого века. На голове у нее пурпурно-красная шерстяная шляпа с ветхой кисточкой. Я быстро отворачиваюсь, пряча внезапно набежавшую слезу. Старушка выглядит такой ранимой! Если бы она вдруг попросила меня пожертвовать монетку инвалидам войны, я бы точно не выдержала и разрыдалась в три ручья. В следующую секунду старушка вытирает платком опущенные уголки своего восьмидесятилетнего рта – там скопилось немного слюны. Мне становится неприятно. Вообще- то я уважаю старых людей, но предпочтение отдаю тем, у кого слюни изо рта не текут.
Дети продолжают носиться вокруг меня и истошно вопить. Я благодарю Господа за то, что занималась сексом очень редко и поэтому смогла не забеременеть. Вот и получается, что ожирение – лучшее противозачаточное средство.
Мимо моего столика проходит мужчина среднего возраста – лет сорока с небольшим. Я смотрю на его спину, на куртку, на спортивные ботинки. Волосы у него довольно длинные, но редкие.
Другие посетители не обращают на прохожего никакого внимания. Он идет не торопясь. Подойдя к дереву, которое стоит футах в десяти от столиков, наклоняется, одним резким движением подхватывает на руки маленького Дутала и вместе с ребенком идет дальше, вниз по улице. Его лица я не вижу. Конечно, я довольна, что гомона под навесом поубавилось, однако происшедшее меня немного смущает. Я выпрямляю спину и поворачиваюсь к матери мальчиков, надеясь убедиться, что все в порядке, и что этот человек – отец Дутала, или дядя, или просто хороший знакомый. Ведь такие вещи не происходят просто так, среди бела дня, правда?
Мать Дутала смотрит в сторону. Она занята младшим сыном, вытирая фруктовый сок с его подбородка.
–Извините, – говорю я громко и обеспокоенно.
Она поворачивается сначала ко мне, а затем автоматически переводит взгляд туда, где только, что бегали двое ее старших сыновей. Глаза у женщины расширяются, с лица мгновенно исчезает усталая сосредоточенность, как, будто смытая мощным порывом ветра. Она видит рыжеволосую головку Дугала над плечом удаляющегося незнакомца и, вскочив на ноги, издает вопль такой силы, словно он копился в ее гортани последние лет десять, не меньше.
Женщина делает два шага вперед, но младший из сыновей, вцепившись ей в руку, начинает плакать. Я вскакиваю со стула. Женщина пытается освободить руку и поднимает ребенка в воздух, однако тот не отпускает и только еще сильнее кричит от боли. Чарли в этот момент уже писает на ствол дерева. Услышав крик матери, мальчик испуганно оборачивается.
–Он забрал моего ребенка! – кричит женщина. – Он забрал моего ребенка!
Я еще не до конца верю, что все это происходит в действительности, но уже отбрасываю стул и бросаюсь в погоню.
Незнакомец заворачивает за угол дома в самом конце улицы и тут же переходит на бег. Я успеваю заметить, что он зажимает рот ребенка рукой. Когда я была маленькой, нас всегда пугали этими ужасными незнакомцами. Помню, как нас учили никогда не садиться в автомобили незнакомцев. Не ходить за незнакомцами, чтобы посмотреть их щенков. Не брать у незнакомцев конфеты.
Теперь им дают длинные медицинские имена, значение которых дети не понимают. Лично меня до сих пор страшит одна только мысль о незнакомцах, хотя мне уже почти тридцать. Не думаю, что современные названия – длинные и непонятные – способны внушить детям такой же безотчетный ужас.
