– Я ничего не говорил. – Нахальная улыбка не сходила с его лица. – Итак, каким же вы представляете себе Марса?
– Да, конечно же. – Артемизия обрадовалась, что, наконец, можно приступить к делу. – Марс скорее всего обдумывает предстоящую битву. Слегка поверните голову и посмотрите вдаль. И, пожалуйста, по возможности, постарайтесь не улыбаться. Я сомневаюсь, что у бога войны было чувство юмора.
Когда он последовал указаниям герцогини, она сразу же испытала чувство облегчения, ведь теперь можно было смотреть на натурщика, не встречаясь с пристальным взглядом его темных глаз, жарким и проникающим в самую душу. Его мужское достоинство оставалось напряженным и готовым к действию.
– Вы хотите, чтобы я стоял так? – спросил он, и взгляд его карих глаз снова на мгновение остановился на герцогине.
– Возможно, будет лучше, если вы станете указывать на воображаемую цель. Я имею в виду рукой.
Жаркая волна поднялась по ее шее и обожгла щеки. Господи, этот человек заставил ее покраснеть. А ведь она уже была замужем. К тому же ей не раз приходилось изображать на картине мужчин без одежды. Разве пристало вдове терять дар речи, глядя на восставшее мужское достоинство? С другими моделями Артемизия всегда держалась спокойно и невозмутимо, однако из-за полного отсутствия смущения у нового натурщика она чувствовала некую неловкость.
Он издал странный звук, подозрительно напоминающий сдавленный смех, одновременно подняв руку.
– Возможно, Марсу следовало бы иметь какое-то оружие, – предположил он.
Он уже был обладателем внушительного оружия, но Артемизия решила выбросить подобные мысли из головы и воспользовалась представившейся возможностью скрыться за столом в дальнем конце комнаты. Именно там хранились различные атрибуты, сваленные в беспорядке.
– Да, абсолютно верно. Хорошая идея. Она поспешила к нему с греко-римским шлемом, круглым щитом и коротким мечом, называющимся гладием, и он склонил голову, чтобы она могла украсить его голову шлемом. Ей пришлось подойти вплотную, чтобы завязать ленту под подбородком, и губы его изогнулись в призывную улыбку. Артемизия стояла так близко, что видела его гладко выбритый подбородок, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы сдержаться и не прикоснуться к едва заметным колючим волоскам. Артемизии передался исходящий от него жар, а когда она вдохнула аромат его тела, у нее внезапно пересохло во рту.
– Возьмите. – Она протянула ему щит и гладий, а затем отступила на безопасное расстояние. – Примите несколько разных поз, а я скажу, если увижу что-то, что мне понравится.
– А вы до сих пор не увидели ничего, что вам понравилось бы?
Губы Артемизии сжались в тонкую линию. Да он просто наслаждается ее смущением. Значит, следует немедленно выгнать наглеца и навсегда забыть о нем. Но разве у него не прекрасные глаза? На мгновение она представила себе, как замечательно этот мужчина будет смотреться в образе бога войны. Нет, она ни в коем случае не станет отказываться от идеального натурщика только лишь потому, что он заставляет ее трепетать от возбуждения.
Она отвернулась и устроилась на кончике стула с высокой спинкой, пристроив на коленях альбом для зарисовок. Работа, вот что сейчас необходимо. Как только она полностью погрузится в свое искусство, он превратится для нее всего лишь в прекрасное сочетание света и тени, линий и пропорций и перестанет быть безупречно сложенным мужчиной из плоти и крови.
Артемизия была вдовой уже почти два года и не имела ни малейшего намерения снова выходить замуж. Официальный статус замужней женщины был сравним с положением ребенка или умалишенной, а она отказывалась терпеть к себе подобное отношение. Однако два года – достаточный срок для того, чтобы любая другая женщина уступила соблазну завести тайного любовника.
Артемизия пыталась убедить саму себя, что у нее нет времени для подобных вещей. Слишком большую часть ее жизни занимает искусство. А какой мужчина, пусть даже придерживающийся весьма свободного образа мыслей, захочет иметь возлюбленную, которая проводит уйму времени в обществе обнаженных мужчин? Она взяла за правило никогда не заводить никаких отношений с моделями, за исключением профессиональных, поэтому здесь ей не на что было надеяться.
Ни на что, кроме дрожи по всему телу.
Она подняла глаза и увидела, что ее новый Марс решил попробовать меч в действии. Он нанес гладием несколько ударов по воздуху, уверенно держа за рукоятку, потом подбросил его так, что тот несколько раз перевернулся в воздухе, а затем поймал. Движение показалось Артемизии настоящим воплощением грации и силы.
– Я смотрю, вы знакомы с оружием. Вероятно, служили в армии, – отметила она, умело перенося на бумагу его четко очерченные скулы.
– Мне приходилось бывать на поле битвы.
Тень пробежала по его лицу, но исчезла она столь же внезапно, как и появилась. Артемизии оставалось лишь отнести перемену настроения к игре своего воображения.
– Я восхищаюсь людьми, которые служат королеве и родине подобным образом, – сказала она, – не хотели бы вы рассказать о тех временах, когда носили форму?
– Мало что из моего рассказа будет приятным для вашего слуха.
На сей раз она была абсолютно уверена, что на него снова нахлынули мрачные воспоминания и ей это точно не привиделось. Однако внезапно уголок его чувственных губ поднялся вверх.
– Почему бы вам не рассказать о себе? – предложил он. – Рисовать мужчин абсолютно без одежды, нагишом, не совсем привычное занятие, правда ведь? Да многие леди упали бы в обморок при виде обнаженного мужчины. Вы давно этим занимаетесь?
– Я вернулась к занятиям живописью после смерти мужа, – сказала Артемизия, не желая попадаться на его уловку. Она не считала нужным объяснять прямолинейному натурщику, какую необъяснимую притягательность таит в себе тело человека. Изящные и совершенные линии, способность испытывать глубокие чувства, божественная искра… Все это было в существах, которых Бог создал по своему образу и подобию. Ни одна причудливая миска с фруктами не сумела бы бросить вызов этой священной тайне. – Но не могу припомнить время, когда не держала в руках кисть. Я начала рисовать еще ребенком, а потом пробовала себя в скульптуре с определенным успехом.
Герцогиня немного поскромничала, ведь если бы Тревелин разбирался в искусстве, то знал бы, что одна из ее скульптур занимает важное место в личной коллекции королевы. Это была лучшая работа Артемизии, произведение искусства, которое обеспечило ей репутацию одаренного ребенка. Однако теперь герцогиня отчаянно хотела избавиться от этой репутации, полностью посвятив себя абсолютно другому виду искусства.
Абсолютно. Абсолютно без одежды. Нагишом. Странно, что он использовал то же самое слово, которым в «Таттлере» описали ее работу. А вдруг он читал статью в той скандальной газетенке? Она снова принялась внимательно изучать своего собеседника.
Некоторые из ее натурщиков откровенно признавались в неграмотности, однако герцогиня уже поняла, насколько этот мужчина отличается от остальных. В его глазах мелькала искра, говорящая об образовании и эрудиции.
