Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Что толку жалеть об упущенных возможностях? Не повстречай суровый маэстро юную Энкарну де Кастельбро, сотканную из причуд и противоречий, он вообще бы жил припеваючи. Жалеешь ли ты, дуралей, о вашей встрече? Нет, нет, и тысячу раз нет!
И хватит об этом.
Он затянул горловину вещмешка и щелкнул крышкой часов. До прихода Мигеля Ибарры оставалось семь минут. Это если, конечно, Мигель явится вовремя – сегодня на пути контрабандиста могут возникнуть непредвиденные препятствия.
Жди, велел себе Диего. Жди и не скули.
Так командуют собаке.
– Вчера казалось нам, что мы есть мир, – вполголоса произнес он, цитируя самую знаменитую пьесу отца. – Вчера казалось мне…
Браво, откликнулась память. Брависсимо! В театре возглас «Браво!» значил одобрение. В жизни слово «браво» означало храбрость. А в той жизни, которую вел Диего Пераль, «браво» имело третье значение – наемный убийца.
II
Колесницы судьбы
(не так давно)
– Браво!
– Браво, маэстро!
Он стоял по центру авансцены, улыбаясь смущенно и растерянно. Публика знала эту улыбку Луиса Пераля, выучила назубок – и не требовала искренности ни от смущения, отработанного перед зеркалом, ни от растерянности, сдобренной хорошей порцией притворства. Театр есть театр. Здесь аплодируют не предмету, но символу – подменышу, кукушонку, выбросившему из гнезда птенца реальности.
– Бра-во!
Зал бушевал. Актеры выстроились за спиной драматурга: пестрая клумба цветов – и седой одуванчик. Знаменитая шевелюра «дядюшки Луиса» побелела рано, едва маэстро минуло сорок. Седина компенсировалась густотой – завитки так плотно прилегали друг к другу, что прическа напоминала руно породистой овцы. Это служило неистощимым источником шуток – беззлобных, потому что эскалонцы любили своего кумира, великого «el Monstruo de Naturaleza», что переводилось на унилингву как «Чудо природы». Те же, кого любовь к «el Monstruo» обошла стороной, хорошо помнили, что перо Луиса Пераля острей шпаги наемника – и придерживали язвительность на поворотах, опасаясь ответного выпада.
Кому охота стать посмешищем для толпы?
Ликование публики можно было бы счесть премьерным, не знай каждый эскалонец от мала до велика, что пьеса «Колесницы судьбы» выдержала десятка три постановок различными труппами. Это если не брать в расчет арт-трансовый шедевр великого Монтелье, прогремевший по Ойкумене от края до края. Сегодняшний триумф опровергал тезис самого маэстро, опубликованный Пералем в «Руководстве к сочинению комедий»: «Пьеса интересна только при первом посещении спектакля!» Хотя как сказать – нынешний спектакль был точной копией премьеры, состоявшейся треть века тому назад. Оригинал воссоздали вплоть до мелочей, включая золоченые кисти на падугах.
– Вчера казалось нам, что мы есть мир, – актер, исполнявший роль Короля, встал рядом с Пералем. Мощный баритон накрыл зал: – Вчера казалось…
– Бра-а-а-а-во-о!
Ответный рев публики сожрал баритон с потрохами. Беззвучно, как рыба, Король разевал рот, тщетно стараясь справиться с восторгом зрителей. На помощь коллеге пришли остальные артисты – все, включая массовку, сделали шаг вперед. Луженые глотки ударили в гвалт зала – так тяжелая кавалерия, выхватив сабли, атакует пехотное каре.
– Мы – лишь пылинка в замысле Творца…
И враг обернулся союзником. Публика вразнобой подхватила:
– Досмотрим же-е-е…
– …спекта-а-а-кль
– …до конца-а-а!
– Виват, маэстро!
В боковой ложе, окружен дипломатами миссии Лиги, аплодировал герцог Оливейра. Возраст тяжкой ношей лежал на плечах его высочества, но спина Оливейры чудом оставалась прямой. Сняв шляпу – неслыханная честь! – герцог взмахнул головным убором, приветствуя Пераля. Седые кудри рассыпались по плечам, мешаясь с серебряной бахромой камзола. Маэстро по сей день числился в секретарях Оливейры, не делая для герцогской канцелярии ровным счетом ничего и исправно получая за это приличное жалованье. Должность служила знаком покровительства, щитом против врагов, плащом, накинутым на плечи драматурга – когда-то молодого, безвестного, нищего, теперь же осиянного славой и не нуждающегося в деньгах. Трижды маэстро пытался отказаться от секретарства – или хотя бы от жалованья! – и трижды получал отказ.
– …до конца-а-а!
В ложе напротив без движения сидел маркиз де Кастельбро. Суровое лицо гранда Эскалоны выражало чувств не больше, чем зубец крепостной башни. Из пяти кресел два пустовали; оставшиеся, помимо самого маркиза, были заняты его детьми: доньей Энкарной и доном Фернаном, графом Эль-Карракес. Граф славился в Эскалоне неподражаемой грацией и жеманными манерами – предметом зависти щеголей всех мастей. Вот и сейчас он аплодировал с медлительностью осенней мухи, едва шевеля изящными руками. В отличие от старшего брата, донья Энкарна хлопала неистово, от души, вплетая свой звонкий голосок в общий хор. Семнадцатилетняя любимица отца, баловень нянек и дуэний, поздний цветок Кастельбро рос гордым и своевольным, шокируя окружающих напором и прямотой – качествами, свойственными скорее офицеру полка кирасиров, нежели благовоспитанной девице.
Дети маркиза получили прекрасное образование, большей частью – за орбитой Террафимы, в краях далеких и развращенных. Это, как шептались злые языки, и обернулось элегантной томностью дона Фернана, а также колючей беспардонностью доньи Энкарны. Всем известно, что Ойкумена – вместилище пороков, превращающих мужчину в женщину, а женщину – в дьявола.
– А-а-а!
И вдруг – как отрезало. Стихло. Смолкло. Забилось кляпом в глотку. Даже галерка, где между ценителями искусства, не сошедшимися во мнениях, нередко случалась поножовщина – о, буйная галерка, и та прикусила языки. Потому что маркиз де Кастельбро поднялся из кресла, шагнул к барьеру, обтянутому пурпурной тканью, и медленно сдвинул ладони – раз, другой, третий.
– Маэстро, – в мертвой тишине произнес маркиз.
III
Ждут по-разному.
Часы неподвижности, когда лежишь в засаде, и нельзя ни пошевелиться, ни кашлянуть, ни даже глубоко вздохнуть, чтобы не выдать себя. Ожидание приказа «В атаку!» – триста шагов до вражеского редута, над головой свистят шальные пули; высунешься из траншеи – любая из них может оказаться твоей. Скоро придется вставать в полный рост. Приказа все нет и нет, зато шевелись, сколько твоей душе угодно. Перекинься парой слов с товарищами по оружию, хрустни пальцами, разомни затекшие ноги; проведи бруском по лезвию бритвенно-острого кинжала, в десятый раз проверь заточку, распустив вдоль выдернутый из бороды волосок…
А еще бывает такое ожидание, как сейчас. В клоповнике с визгливым полом, со скрипучей кроватью, раздолбанной шлюхами и их похотливыми клиентами. Ты сидишь на койке, уставясь в стену, как полоумный; ты бродишь по комнате из угла в угол, словно зверь в клетке, ты замираешь от каждого шороха, бросаешься к окну, выходящему в переулок, словно там творятся чудеса Господни, от которых зависит спасение души…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
